Думать об обуви в тот момент, когда я, возможно, сделала человека инвалидом по слуху — безответственно. Но я не могу поднять головы и посмотреть на человека, которому принадлежит слишком знакомый мне голос.
— Вам плохо? — вздрагиваю, когда рука ложится в то место моего предплечья, где, уверена, зреет синяк. — Девушка? — пытается заглянуть под капюшон.
Наверное, так долго разглядывать его дорогущие туфли — моветон. И мне приходится поднять на него свое лицо.
— Вы? — резко одергивает руку как от прокаженной.
— Здравствуйте, Илья Иванович, — хлопаю глазами и сдергиваю с себя капюшон.
— Здравствуйте, кхм, Яна, — сбитый с толку неуверенно здоровается Миронов.
Почему он здесь, на стоянке?
А не в баре с вылизанной шатенкой или брюнеткой?
Справа фарами моргает машина и издает два негромких писка, обращая на себя внимание.
Это машина доцента. Я узнаю ее из многих, потому что его локомотив как нудист на городском пляже.
Он уезжает? С брюнетчатой шатенкой?
Возвращаюсь к Миронову и разглядываю белый воротничок его рубашки, выглядывающий из-под наспех наброшенного пальто премиум-класса.
В лицо смотреть не решаюсь.
— Что вы здесь делаете? — его голос звучит напряженно.
Я?
Работаю!
Или работала.
Уже и не знаю.
— Гуляю, — отвечаю.
— На стоянке? — недоверчиво интересуется Илья Иванович.
Задумываюсь.
Действительно, глупо: во втором часу ночи бродить между машинами в капюшоне и с рюкзаком. Ну не рассказывать же доценту о том, что его студентка в бегах за умышленное причинение вреда здоровью?!
Чувствую на себе взгляд преподавателя. Изучающий.
Уж не думает ли он, что я выслеживаю его? Трусь около его тачки и подкарауливаю поздней ночью?
— Я… — неопределенно махнув, сообщаю, — в том баре гуляла.
Пусть лучше думает, что Решетникова может, кроме студенческих вписок с дешевым пойлом, позволить себе пошиковать в элитном баре!
— Одна? — уточняет.
— С подругой. Но она осталась, а мне пора домой, — пожимаю плечами.
Пусть считает, что у Решетниковой есть стоп-контроль и голова на плечах!
— Ясно, — хмыкает.
В смысле?
Поднимаю глаза на него.
Что ему ясно?
Наши взгляды встречаются. Своим он разгуливает по моему лицу, растрёпанному хвосту и куртке, которую я ношу с одиннадцатого класса.
С того времени моя комплекция претерпела незначительные изменения: я похудела. Поэтому сейчас на мне эта куртка смотрится как дутый пуховик на скинхеде из девяностых.
Миронов смотрит так, словно примеряет мой внешний вид к пафосному бару, в который большинство одевается во всё лучшее сразу.
Да, мой гардероб далек от совершенства, но главное делать вид, что ты в тренде. Поэтому поплотнее запахиваю куртку, чтобы не видна была рабочая галстук-бабочка, и задираю подбородок.
Наши взаимные гляделки прерывает трель моего мобильника, который пугает до чертиков.
Опасливо оборачиваюсь назад, боясь увидеть оперативную группу по поимке особо опасного преступника.
Всё, Решетникова, уже вызванивают тебя.
К гадалке не ходи — звонят мне оттуда. Ищут.
Но у входа, кроме расходящихся по окончанию праздничного салюта зевак, никого нет. И все равно это не спасает от того, чтобы по моему телу не начали блуждать лихорадочные мурашки.
Чувствую, как паника разливается по венам.
— У вас телефон звонит, — подсказывает Миронов.
— Ах, да, спасибо. Это, наверное, подруга, — натянуто улыбнувшись, лезу в рюкзак и достаю трубку.
Вместе с Мироновым смотрим в экран:
Облегченно выдыхаю. Даже не соврала.
— Ищет, наверное, — предполагает мужчина. Ох, Илья Иванович, да меня, наверное, уже Интерпол ищет, а мое лицо объявлено в международный розыск. — Ответите?
Да что он участливый такой?
Его же шатеновая брюнетка, пади, заждалась, а он тут со мной вовтузится.
Отвечать мне нельзя.
Запеленгуют, как пить дать. Видела по телеку в детективах.
Нужно сматывать удочки.
Но Наташка меня спасает от очередного вранья, прекращая дозвон.
Благодарно выдыхаю.
— Перезвоню, — небрежно докладываю Миронову и отмахиваюсь от телефона. — Ну ладно, Илья Иванович, хорошего вам ве… — договорить не успеваю, потому что мою речь прерывает истошный вой сирены кареты скорой помощи, въезжающей на территорию бара.
Одновременно с Мироновым провожаем ее взглядами.
Машина резко тормозит, и из нее выскакивают два человека в белых халатах с носилками.
С НОСИЛКАМИ?
Святой теплонагреватель!
Это… это что же получается… Я … я его убила?
Мои ноги подкашиваются, а тело превращается в желе, которым я не в состоянии управлять.
Связь с реальностью теряется и последнее, что я слышу:
— Что с вами?!
Щелчок.
Глава 20. Раб Божий Илия
Какой он красивый…
Нимб над головой Ильи Ивановича подсвечивает его обеленное лицо, которое склонилось надо мной.
Святой…
Святой Илья…
Улыбаюсь свечению и тянусь рукой, чтобы дотронуться до святого лика…
— Очнитесь…
А я крещеная, да!
— Решетникова!
У меня даже фото есть, где батюшка держит меня кверху голой жопой. Хорошо, что тогда мне было всего четыре месяца!
— Что с вами? Придите в себя!
А что со мной?
Мне хорошо!
Я же в раю!