Гадалка для холостяка

— Илья Иванович, — вкрадчиво пищит Решетникова. Она испуганными глазами смотрит на то, как я ставлю джойстик на паркинг и хватаюсь за ремень безопасности. — Не надо, — просит. — Пожалуйста, — касается ледяной рукой моего запястья, задерживаясь на нем слишком долго, чтобы я не смог ни заметить. — Он же вас нарочно провоцирует. Пожалуйста, — смотрит волнующимися озерами. В них зыбко перекатываются всплески серо-голубых волн.

— Зассал, папаша? — орет недоумок и жмет на клаксон.

Позади начинают нервно вопить тачки, потому что красный свет светофора давно сменился на разрешающий.

У меня чешутся кулаки и желание проехаться ими по лощеной морде выродка, но умоляющие глаза моей студентки напоминают, что я — ее преподаватель и мужик, который старше и умеет владеть собой.

Тяжело выдохнув, переключаю на драйв и поднимаю стекло.

Я слышу, как облегченно выдыхает девчонка, но это не значит, что я расслабился тоже. Во мне еще плещется гнев вперемешку с чем-то царапающим, но что это именно я понять не могу.

Малолетний недоносок газует и оставляет после себя облако дыма и, подрезав меня, скрывается из вида.

— Спасибо, — тихо шепчет, утыкаясь носом в ворот кожаной куртки.

Ничего не отвечаю.

Я все еще зол.

На нее в том числе.

Даже тогда, когда мы подъезжаем к дому Рудольфовны, я не успокаиваюсь окончательно.

Ощущение незавершенности и собственной никчёмности душит во мне мужское начало.

Надо было ему втащить.

На улице делаю несколько глубоких вдохов, чтобы настроиться на следующее субботнее приключение в квартире у ба.

Я ощущаю спиной, как боязливо Яна переминается сзади.

Уверен, она в шоке. Увидеть разъярённого Миронова — это как умудриться вывести лабрадора из себя.

Но у нее это прекрасно получилось.

Впариваю девчонке в руки ее поднос, а сам подхватываю пакеты для ба.

— Шагай, — киваю в сторону подъезда. А вот нехер было улыбаться.

* * *

Переглядываемся с Решетниковой.

За дверью вновь орет кассетник, и если для меня очередной перформанс ба как душ после секса, то для Яны — полнейший шок. Об этом мне говорит вопросительное выражение её лица.

Выжимаю дверной звонок, попутно зная, что сейчас музыка смолкнет.

Так оно и происходит.

Звуки по ту сторону стихают моментально.

И когда, по обыкновению, я жду от Рудольфовны открытия тысячи замков, дверь неожиданно распахивается тотчас, будто была не заперта вовсе, что несказанно меня озадачивает.

— Яночка, Илюша, соколики мои родимые, — прижимает руки к груди ба, попеременно одаривая улыбкой сначала мою спутницу, затем меня. — Как же я рада вас видеть! Проходите, мои хорошие, — отходит вглубь, приглашая нас пройти в квартиру.

— Здравствуйте, Аглая Рудольфовна, — Яна входит в прихожую, настороженно осматриваясь по сторонам.

— Здравствуй, девонька! Ну-ка, золотце, надень, — ба выставляет перед Яной домашние тапочки. — Полы студеные, — суетится Рудольфовна.

— Спасибо большое. А это вам, — Решетникова протягивает противень в руки ба, смущенно улыбаясь. — Там пирог. К столу.

Яна сбрасывает свои говнодавы и напяливает тапочки, которые смотрятся на ней как лыжи.

— Моя ты хозяюшка, — Рудольфовна с силой притягивает мою студентку к себе одной рукой и целует девчонку в лоб. — Спасибо, Яночка, спасибо, девонька!

Мой гнев растворяется.

Глядя на них двоих, расшаркивающихся друг перед другом и выглядевших при этом искренне, я не могу держать в себе злость и портить своей недовольной рожей настроение ба.

— Илюш, проходи. Не стой в дверях. Что опять притащил? — бурчит ба, зыркая на пакеты в моих руках. — Я же просила тебя ничего не покупать. Всё есть. Проходите!

И пока Яна делится рецептом своего пирога, я успеваю отволочь сумки в кухню и помыть руки. На столе продуктовый бардак, а это значит, что обед планируется не в кухне. И это в очередной раз доказывает, насколько ба нас ждала. Если стол накрывается в зале — закон: планируется недетская пирушка.

— Как я рада тебя видеть, Яночка, — щебечет Рудольфовна.

— Взаимно, Аглая Рудольфовна. У вас очень уютно, — шелестит Решетникова.

Закатываю глаза.

Может, я пойду?

Им и без меня неплохо, кажется.

Уже на подходе в комнату я улавливаю ароматы блюд.

Первой в гостиную с пирогом в руках входит ба, следом за ней Яна и заключаю нашу делегацию я, натыкаясь на заторможенную спину Решетниковой.

Девушка резко останавливается в дверях, не шевелясь.

Когда я выныриваю из-за ее спины и пристраиваюсь рядом, понимаю, что вызвало остолбенение, потому что столбенею аналогично.

Длинный стол-книжка разложен посреди зала. На нем действительно выставлено колоссальное количество блюд, но пугает не это.

Пугают они: