Гадалка для холостяка

Миронов руками упирается в столешницу и, наклонив вперёд голову, изучает безумное количество кнопок, которые словно видит впервые.

Футболка на спине натянулась, а задница моего преподавателя издевательски подмигивает, подкидывая в памяти картинки, как я ее трогала.

Мироновскую шикарную задницу… Боже…

— Привет.

Что?

Испуганно вскидываю глаза, встречаясь с насмешливыми Миронова.

Теперь мне стыдно в кубе. Пока я облизывала глазами его задницу, он успел меня в этом спалить.

— Доброе утро, — несмело мямлю, не решаясь войти.

Так и топчусь в широком проходе.

— Скорее день, — выгибает бровь. О нет! Почему он такой красивый и свежий? Почему он выглядит как после спа, а я как лягушка в тарелке французов? — Время близится к полудню.

«Как?» — открывается мой рот.

Вот это наглость беспросветная!

— Илья Иванович, извините, я… — мои глаза округляются, когда замечаю, как Миронов отталкивается от столешницы и уверенно делает шаг в мою сторону. — Я… я не знаю, как так вышло. Я не пьющая, а эта клюквенная… — почему он так улыбается? — Мне стыдно и … — Боже, он настолько близко, что на его шее я вижу точно такие же яркие засосы, как на своей. — Мне правда искренне стыдно, что… — Миронов обхватывает мой подбородок и запрокидывает голову. Он хочет меня придушить? Паника нарастает как мозоль в неудобных туфлях. И я не понимаю, почему его глаза безумно блуждают по моему лицу.

И как только мой рот приоткрывается в немом вопросе и очередном потоке бреда, его затыкают горячие губы Миронова.

Не успеваю пискнуть и сделать вдох.

Настойчивый жар его рта парализует.

Какого черта?

Какого черта я зарываюсь ему в волосы пальцами и притягиваю его ближе?

— Ммм…

Боже, это я?

Это я так бесстыдно стону?

— Янка… ммм…

Глава 31. Янка страшна в гневе

— Какого черта? — отшатывается Миронов, прикладывая ладонь к щеке, по которой я только что саданула.

Смотрю на него с ужасом.

Просто… просто это был единственный способ прекратить наваждение, которое вчера еще можно было списать на пьяный дурман, а сегодня этому будет сложно найти объяснение. Как и тому, что в моем животе хмельные бабочки беспорядочно носятся, щекоча крыльями и запуская волну мурашек. И если Миронов не в силах предотвратить это бессовестное сумасшествие, то ответственность мне пришлось взять на себя. Я не хочу становиться той, которая за спиной его настоящей девушки крутит подлянку. Я не такая.

Потому что если для него это какое-то непонятное мне развлечение, то для меня это кажется серьезным… Важным, когда ничего подобного ранее я не ощущала. У меня нет интимного опыта и сравнить мне, собственно, не с кем, но, когда от поцелуев немеют конечности и отказывается работать голова — это ведь о чем-то да говорит?

В лето между десятым и одиннадцатым классом я познакомилась с москвичом, который приехал на каникулы к бабушке в нашу деревню. Он стал единственным парнем, которым я увлеклась, потому что местные парни были полным отстоем. Мне казалось, что я была в него влюблена. Сейчас же я думаю, что была влюблена в тот факт, что он из Москвы и у него были найковские кроссовки. В любом случае целоваться мне с ним нравилось, но даже тогда я не рассматривала мысль, чтобы вручить ему девственность, не говоря о местных идиотах, с которыми лишаться девственности равносильно тому, чтобы использовать свою зубную щетку для чистки унитаза, а потом почистить ею себе зубы. Поэтому я по сей день её храню и не разбрасываюсь налево и направо, потому как в современной Москве — это ценное и редкое вложение в себя и приятный бонус для мужчины.

— А как же ваша девушка, Илья Иванович? Вы о ней подумали? — тяжело дыша, рявкаю. — Как вам не стыдно?

— Что? О чем ты? Какая девушка? — подается вперёд Миронов, пытаясь ухватить меня за предплечье.

Одергиваю руку и отступаю назад.

Его рассеянный и непонимающий взгляд выглядит правдоподобным, но их интимный танец в баре выглядел не менее искренним.

— Ваша. О которой вы почему-то забыли и заставили притворяться меня.

— Решетникова, ты не выспалась, что ли? О чем ты говоришь? — вновь делает шаг навстречу.

— Я говорю о том, что совестно лезть целоваться к одной, когда вас ждет другая, — задрав подбородок, довольная собой вылетаю в прихожую. К счастью, нахожу здесь свою сумочку.

— Подожди, — Миронов успевает схватить меня за локоть и развернуть к себе. — Я ничего не понимаю. Какая другая меня ждет? Ян, я …

— Оставьте меня в покое, Илья Иванович. И перестаньте уже врать, — выдергиваю локоть и хватаю ботинок.

— Это я вру? — надо мной взрывается голос моего преподавателя, который доселе я ни разу не слышала. Хотя нет, слышала. В машине, когда он ругался с мажором на светофоре. —Да ты на себя посмотри. В какой комнате общаги ты живешь? М? Номер! — требовательно рычит Миронов.

Замираю.

Мои руки дрожат, и мне не удается застегнуть ими молнию ботинок.

Не поднимаю голову, потому что он ждет. И он знает… Знает правду о том, что в общежитии я не жила никогда.

— Вас это не касается, — выпрямляюсь и твердо смотрю ему в глаза, в которых бушует ураган совместно с цунами. В них хаос, беспорядок и шторм.