Гадалка для холостяка

— А если я скажу, что о Решетниковой никогда никто не слышал в общежитии, а в тот вечер на парковке ты оказалась не случайно, — меня это тоже не касается? — грубо бросает. — Отвечай, Решетникова! Что ты затеяла? Решила специально меня соблазнить, расположить к себе, чтобы легче учеба давалась? Узнала каким-то образом, где я время провожу, выследила, обморок подстроила, подружку несуществующую выдумала, домой ко мне навязалась, м? Отлично инсценированный план, правда Решетникова? — точно яд парализуют его слова.

Что? Что за ересь он несет?

Его аист по дороге в роддом неоднократно ронял?

Как он ловко вывернул с больной головы на здоровую.

Ну и сволочь же вы, Илья Иванович!

— Да, Илья Иванович, я не никогда не жила в общежитии. И в тот вечер я за вами не следила. Я работала в том баре, представляете? Официанткой. Не у всех есть возможность жить в таких хоромах, — обвожу рукой просторный холл. — И я понятия не имела, что в тот день вы там отдыхали. Так уж вышло, хотите верьте, а хотите нет, но через парковку я обычно ходила в сторону метро. Домой. А не караулила вас около вашей тачки. И обморок у меня был настоящий. А адрес я свой не назвала потому, что стыдно было. Там, где я живу, Илья Иванович, на таких машинах не ездят, — хватаю сумку с банкетки.

— Официанткой? — заторможенно переспрашивает Миронов.

— Да. Это когда обслуживают таких, как вы, Илья Иванович. Жаль, что из всего сказанного, вы услышали только это слово. Всего доброго, — хватаюсь за дверную ручку и выскакиваю за дверь.

— Яна, подожди, — слышу позади. — Черт, машина…

Вспомнив, что машина осталась у подъезда Аглаи Рудольфовны, успеваю заскочить в лифт…

* * *

—Я тебе вчера весь вечер звонил, а у тебя недоступно было. Проблемы с телефоном? Ян?

Поворачиваюсь на шепот и непонимающе смотрю на Мавдейкина.

В смылся проблемы с телефоном?

Натянув низко на лоб бейсболку, отупело рассматриваю парня, который вспотел.

В аудитории душно.

Окна открыты настежь, но даже это не спасает от избытка запахов пота, кофе, мела и Мироновского парфюма.

— Все нормально. Вроде… — задумываюсь.

А потом вспоминаю, что после того, как я вылетела впопыхах из квартиры доцента, выключила телефон нафиг и про который, очевидно, забыла. — Блин, точно! Спасибо, что сказал. Я вчера его выключила и забыла включить, — лезу в рюкзак за трубкой.

Авдей как-то странно на меня смотрит, но зацикливаться на его переменах настроения у меня нет желания, когда со вчерашнего дня я не нахожу себе места.

После разговора с Мироновым я не нахожу себе устойчивого места, в котором я могла бы расслабиться.

Мельком бросаю на него взгляд: вещает у кафедры, как всегда вылизанный до кончиков ногтей. Невозмутимый, отчужденный, красивый…

Не хотела идти на его пары.

Боролась с собой ожесточённо.

Но давать ему повод считать, что я в нем заинтересована и лишний раз поливать почву его словам о том, что я намеренно подбиваю к нему клинья, — я не собираюсь.

Я планирую вести себя равнодушно и отстраненно.

Словно ничего не случилось.

Словно ни я вчера весь вечер разглядывала засосы на шее и считала их, обнималась с подушкой, вспоминая наши поцелуи, и желала, чтобы ему икалось.

Дисплей загорается, и я еле успеваю поставить телефон на вибрацию, когда на него обваливается шквал сообщений: от мамы, Авдея и от него… больше всего от него.

Поднимаю глаза и смотрю на черты, которые успела узнать: четко очерченный волевой подбородок, отсутствие щетины, которую он носит только по выходным, выразительные брови, которые умеют разговаривать без слов, руки, умеющие крепко держать, губы, дарящие сотни ласк.

Вот черт.

С десяток непринятых вызовов от него.

Зачем?

— Яна, — вздрагиваю. — Пойдем в кино после пар? — запах пота бьет в нос. Мавдейкин слишком тесно жмется своим полным бедром ко мне, отчего я чувствую дискомфорт. — Или погуляем, — поспешно добавляет, смущённо опуская лицо в тетрадь, в которую строчит конспект.

В моей тетради кроме линий, овалов и бесконечных спиралей ничего нет. Так же, как и настроения куда-то идти с Мавдейкиным кроме столовой, в которой он купил бы мне кофе и булочку, потому что на завтрак у меня сегодня был кукиш с маслом.

И это в очередной раз настойчиво трубит о том, что вместо того, чтобы думать о наглом преподавателе, мне стоит подумать, где найти работу и денег, чтобы оплатить последний триместр учебы.

— Авдош, у меня скорее всего…

Дззз… дзззз…

Телефон в моих руках настойчиво вибрирует.

Открываю сообщение.

Миронов И.И.: после лекции задержись

Что?

Поднимаю лицо, которое начинает моментально пылать, словно его отхлыстали крапивой, и встречаюсь с жестким взглядом моего преподавателя.

Даже отсюда, с самой верхней парты, мне видно, как перекатываются желваки на его лице.

— Всё понятно? — аудиторию разрезает настойчивый вопрос Миронова, который, вероятно, относится ко всем студентам, но который я воспринимаю лично. Он смотрит точно в глаза, не давая усомниться в том, что вопрос адресован мне.