Гадалка для холостяка

Хватаю первое попавшееся полотенце и смачиваю прохладной водой. Открываю балконную дверь, впуская уличный воздух.

Прикладываю холодный компресс девушке на лоб, отчего Яна вздрагивает и недовольно мычит. Ее зубы начинают биться друг о друга, а рука обессиленно поднимается, стараясь оттащить мокрое полотенце от лица.

— Потерпи, малышка, — успокаиваю и убираю Янину руку. Глажу по сбившимся в клубок волосам. — Сейчас приедет скорая, — от звука моего голоса Яна дергается.

Обхватываю огненную ладошку и зажимаю в своей руке. Она у меня холодная от полотенца. Остужаю и крепко удерживаю, потому что Янка старается отобрать ее у меня.

— Как же так, родная? — причитаю. Смотрю на часы, подгоняя врачей.

Время тащится медленно и муторно.

Протираю вареное лицо, получая в ответ недовольную моську.

— Тшш, так нужно, родная. Потерпи. Сейчас станет лучше, — убеждаю обоих.

— Ммм… — жалостливо стонет. — Мм-мне х-холодно, — гремят ее зубы.

Врач скорой помощи велел ее охлаждать.

Но я не могу.

Не могу смотреть, как она мучается от лихорадки.

Переползаю через девушку, стараясь не задеть, прижимаюсь к спине и обнимаю Янку, вдавливая в себя. Ее колотит так, что меня трясёт вместе с ней.

— Тшш, — шепчу на ушко. — Я рядом. Янка… тшш, — целую в затылок.

Сотрясаясь всем телом, Яна с трудом переворачивается. Вжимается в меня с агрессивной настойчивостью, как к источнику тепла. Сипит мне в лицо, обдавая пожаром.

Целую в лоб, в нос, в бледные сухие губки.

— Напугала меня, коза. Как же тебя угораздило, ведьма моя любимая? А? Ну-ну, тише, малышка, — нашептываю и целую, целую…

— Ммм, — стонет. Трясется. Поскуливает.

Матерю чертову скорую, которая ни черта не скорая, когда нужно.

* * *

Яне делают несколько уколов сразу, чтобы сбить катастрофическую температуру.

Я наблюдаю за манипуляциями врачей в прострации.

У меня, блин, в голове тараканы проводят глобальную уборку, выбрасывая всякий хлам, оставляя только важное и ценное.

В такие моменты, когда мою девочку крутят и вертят как безжизненную куклу, а ты стоишь рядом и ничего не можешь сделать, происходит переоценка ценностей. Ты понимаешь всю важность отношений и ответственности друг перед другом.

Забота. Вот, что значит отношения.

Когда ее вдох становится важнее утреннего выбора кроссовок между белыми и кипельно-белыми. Когда колбасит не от новой тачки из салона, а от того, что температура начала немного спадать. Когда твоя шикарно укомплектованная жизнь становится пустой и ненужной, если ее рядом не будет. Если не будет того, с кем можно этим всем делиться и разделять то, что еще будет впереди. И все слова, брошенные в сердцах, и ненужные обиды, на которые человек тратит часть своей и без того короткой жизни, становятся мусором, пылью, фантиком…

Предварительно: у Яны ангина. Диагноз не точный, потому что посмотреть ее горло не выдалось возможным, но этим ребятам я склонен доверять. За такие бабки, которые я им плачу, я обязан им доверять. А они обязаны сделать, чтобы мое доверие к ним не пропало.

Меня радует то, что Яну не госпитализируют: как сказали врачи, в лёгких чисто. Я не совсем понимаю, что это означает, но повторюсь, я доверяю ребятам в белых халатах.

Убедившись, что температура пошла на спад, и оставив обойный рулон с рекомендациями, бригада уезжает.

Устало усаживаюсь у Яны в ногах, обхватываю теплые стопы. Откидываю голову на спинку дивана и прикрываю глаза. У меня нервное истощение.

Краем уха слышу мотор. С трудом поднимаю веко и вижу блохастого, пристроившего свою наглую морду рядом с Яниным лицом. Эта картинка успокаивает. И я, кажется, успокаиваюсь…

* * *

— Мммм… — бодрый стон пробуждает.

Промаргиваюсь и растираю лицо ладонями, стараясь взбодриться. Встряхиваю головой и смотрю на Яну: откинув одеяло, девчонка лениво крутится.

— Ян, Яна, — осторожно зову, слегла наклонившись вперед. — Ты меня слышишь?

Блохастый вытягивает шею и заспанными глазами поглядывает то на меня, то на Яну.

— Ты как? — тянусь рукой и трогаю лоб. Он еле теплый. Облегченно выдыхаю.

— Ммм… Миронов, сгинь, — взмахивает неопределенно в воздухе рукой, будто избавляясь от навязчивого видения. — Дай мне умереть без твоего присутствия, — сипит.

Усмехаюсь.

— Еще чего, Решетникова. Я тебя буду мучать еще долго и счастливо, — мой веселый тон лишь побочка внутреннего психоза.

— Я столько не проживу, — шепчут ее бледные сухие губы.

— Ничего. На этот случай я знаю отличное средство. Сушеный горох. Мне как-то одна хитрая знахарка пыталась впарить.

Глаза девушки резко распахиваются. Блохастый шугается и с испуганным визгом спрыгивает на пол, потягивая тощее тело.

— Ты? — увидев меня, замирает. Янка смотрит на меня словно не верит в то, что действительно видит меня.

— Я, — улыбаюсь. — Как самочувствие? Пить будешь?

Отупело хлопает глазами. На голове небрежный стог сена, а на груди надпись «Доцент тупой» вполне себе уместна.

— Как ты… Что ты тут делаешь? — нахмурив брови, с трудом произносит. Яна обхватывает горло и болезненно морщится.

— Спасаю тебя. Добрый доктор Айболит всех излечит, исцелит… слышала?

— Ммм… — недоверчиво тянет, не впечатлившись моим красноречием.