Гадалка для холостяка

Глава 42. Разоблачение, наказание и прощение

Она стоит как особист, уперев руки в бока. Ровно на том же месте, где в прошлый раз я отправил ее в сад. Неизменное красное ведро висит на сгибе локтя и, кажется, оно полное. Это хороший знак.

— Явился, — презрительно фыркает соседка Яны. Закатываю глаза и пытаюсь сдержаться, чтобы не послать её туда, куда, очевидно, она не дошла. Эта «милая» женщина здесь ежеминутно дежурит или просто я такой везучий? Она достала уже, эта чокнутая. — Уже выпустили? Надо было им подольше тебя подержать. Бандюган проклятый.

Блин.

Сегодня я определённо звезда дня.

Устало выдыхаю.

Возможно, я бы послушал о себе того, что не знаю, но в условиях критичного цейтнота, обхватываю женщину за плечи под изумленный визг и переставляю как статую на ступеньку ниже, отвесив поклон.

— Колония по тебе плачет, — слышу вдогонку.

Я даже не хочу думать, откуда ноги растут, и так уверен, чьих это рук дело.

Взбегаю на второй этаж и, не раздумывая, жму на звонок. Выжимаю до тех пор, пока не начинаю терять терпение и надежду. Затем начинаю долбить. Агрессивно и отчаянно, потому что понимаю, что мне либо не собираются открывать, либо в квартире никого нет.

Мой пульс гремит так, что я слышу его в ушах.

А если она уехала? Сбежала? Бросила меня?

Я же из-под земли достану. Достану и задушу.

Мои глаза мечутся по консервной двери и подъезду. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, где мне ее искать.

Это наказание. Карма. Я ощущаю, как она точит ногти и допивает свой коктейль, приговаривая, насколько по мне скучает.

Лезу в карман за телефоном и пытаюсь вызвонить засранку. Прикладываю ухо к двери, чтобы понять, дома она или нет. Через тонкую дверную перегородку я уверен, что услышу телефонный звонок. Если, конечно, он стоит не на беззвучном.

Еле удерживаю равновесие, чуть подаваясь вперёд. Не успеваю моргнуть, как дверь неожиданно открывается.

От внезапности замираю и стою на пороге пораженно. Передо мной пустота. Смотрю в глубь квартиры, а потом медленно опускаю взгляд вниз.

Он смотрит так, что становится не по себе.

Черный облезлый щуплый кот.

Темные глаза исследуют меня на молекулярном уровне.

Прищуриваюсь и делаю то же самое. То есть… То есть это он мне сейчас открыл дверь? Я ведь правильно понимаю или все-таки швейцарский психиатр оказался прав, и я действительно схожу с ума?

Мне сложно представить, каким образом он это сделал, но брошенный взгляд с барского кошачьего плеча подсказывает, что пройти его величество мне позволяет.

Оборачиваюсь и осматриваюсь. Я же не ошибся этажом и дверью?

Когда возвращаю свой взгляд коту, он красноречиво дает мне понять, что я не ошибся, и мы с ним заочно знакомы. А потом меня осеняет, что знакомы мы более, чем близко. Посылаю врагу убийственный зрительный коктейль, обещая расправу. Этот гондо…кхм…льер высокомерно поднимает хвост, сообщая, что класть он хотел на меня и мои обещания.

— Только попробуй, — угрожаю Бонифацию. Снимаю обувь и прячу в ящик тумбы, где в прошлый раз она выжила.

Что-то нечленораздельное мяукнув, кот подаётся вперед, а я двигаюсь следом.

По пути в комнату я мысленно составляю список того, что предъявлю мелкой врушке, и укрытие наглого кота в него войдет тоже.

Не сразу замечаю свернутый на диване клубочек. Она лежит такая беззащитная и маленькая, что немедля я подлетаю к дивану и присаживаюсь перед ней на корточки.

Паника не успевает овладеть моим телом, она бьет сразу в голову.

Яна лежит, не двигаясь, и у меня темнеет в глазах. Липкий страх поднимает тошноту. Потому что причин, почему она в таком состоянии, может быть тысячи.

— Яна, Ян, — аккуратно трогаю за плечо подрагивающими руками. Я никогда так не нервничал. Никогда. Даже в те моменты, когда Рудольфовну увозили на скорой.

Я не понимаю, что с ней происходит. Она не реагирует на мои прикосновения и на голос тоже. Что, твою мать, случилось?

Глаза девушки наглухо закрыты, и я подаюсь ближе. Тяжелое хриплое дыхание дает понять, что она жива, но это ни черта не спасает. С меня стекает водопадом испарина.

Яна начинает дрожать. Мечусь по ее раскрасневшемуся лицу.

Прикладываю губы ко лбу и обжигаюсь. Она горит. Яна горит так, что меня опаляет ее раскалённым дыханием.

— Яна, ты меня слышишь? — трясу девчонку активнее.

Еле слышный тонкий стон.

Он пугает, вводя меня в окаменелость.

Необходимо взять себя в руки и собраться с разметавшимися мыслями.

Несколько раз коротко выдыхаю.

Скорая. Нам нужна скорая, потому что в одиночестве я не справлюсь.

Телефон.

Набираю коммерческую скорую, номер которой у меня забит в быстром наборе в числе экстренных благодаря Рудольфовне.

Пытаюсь объяснить ребятам из бригады, знающих меня как постоянного клиента, что случилось, хотя сам не совсем понимаю. Они спрашивают о состоянии пациентки, и я ору, что крайне тяжёлое, потому что Яна переверчивается на бок и начинает сипеть так, что мои уши закладывает и подскакивает давление.

Получив рекомендации от врача и назвав адрес Яны, отбиваю звонок и несусь в ванную, к счастью, зная ее месторасположение.