Гадалка. Карта Смерти

Я сумела выдержать лишь половину ритуала. Когда некромантка перерезала горло молодому волку, располосовала ему грудную клетку и вынула еще теплое сердце, я убежала в кусты. Меня рвало. Я так и просидела там до конца, проклиная тот миг, когда мы с Грейтой побежали за горбуном в переулок.

Убийство волка было разогревом. Я видела, как перед ритуалом Воркус притащил из нижнего хранилища большой сверток мешковины, покрытый корочкой льда. Когда ритуал кончился и я нерешительно выбралась обратно на поляну перед домом, где проводилось действо, мешковина была развернута, пуста и покрыта бурыми пятнами крови. Подновленного стража горбун за ошейник уводил в клетку, где раньше сидел Котик. Я едва сдержала крик и новый рвотный позыв, посмотрев на стража. Раньше глаза у него были черные, звериные, а теперь на их месте зеленели человеческие. Противовоспалительной мазью, которую я сама варила и настаивала тремя днями раньше, была вымазана вся морда существа.

— Ты слишком эмоциональна, — холодно сказала некромантка, смывая водой из ведра начерченный на земле круг, в котором во время обряда лежала туша стража. — Над этим надо работать.

— Это не повторится, — промямлила я. — Я… привыкну. Нужна практика.

Арника вздохнула и поставила ведро на землю.

— У меня было несколько учеников, но никто из них не убегал с первого ритуала, не пронаблюдав и половины. Тебе стоит задуматься. Убери тут.

Я склонила голову, будто раскаиваясь в содеянном. На самом деле я не раскаивалась. Только отчетливо поняла, что настало время действовать. В моей голове вертелся добрый десяток разных планов. Вероятность того, что хоть один из них сработает, приближалась к нулю.

Некромантка ушла в лабораторию, а я принялась убирать двор. Останки волка и того, что было в мешковине, горбун убрал еще до моего прихода. Оставалось малое: смыть водой пентаграммы, собрать оплавленные свечи. Через десять минут поляна выглядела так, как и до ритуала.

Только выцветшая осенняя трава приобрела розоватый оттенок, хорошо видимый при полной луне. Я вылила на нее несколько ведер воды, но кровь будто впиталась. Плюнув, я ушла спать.

* * *

— Нет. Этого не может быть! — воскликнула леди Амия, сжимая в руках принесенную Аньеттой чашку тардонского чая.

Гарбен сочувственно протянул ей чистый носовой платок. Тарвин, развалившись в кресле, взирал на нее с легким превосходством: он знал, он чувствовал, что с этими Квизами что-то нечисто! Невероятная гордость мага порядком раздражала присутствующих, но никто так и не решался сказать ему это в лицо.

И только Ферис, бывший муж Арники Квиз, молча курил у подоконника толстую коричневую сигару и не обращал никакого внимания на Амию. Ему было горько и тоскливо, словно он не предупредил Тайную Службу об опасной преступнице, а предал.

— Я все равно не верю, — жалобно сказала леди, поставив чашку на стол. — Она же была боевым магом, наоборот, боролась с темной магией и порождениями тьмы. Ее же убили оборотни!

— К сожалению, доказательства перевешивают здравый смысл, — вздохнул Гарбен. — Я понимаю, вам сейчас тяжело, но примите это как данность.

— Нет, вы лжете! — замотала головой Амия. — Арника не могла, Арника умерла много лет назад и сейчас вы клевещите…

— Я видел ее, — глухо прозвучал голос Фериса. — Разговаривал, как сейчас с тобой. Это не та Арника, которую ты знаешь, Амия. Она сошла с ума. Нашей Арники больше нет.

— Ферис?.. И ты туда же! — уронила платок леди. — Конечно, ее нет. Мы похоронили Арнику, я своими глазам видела… Это самозванка, которая обвела тебя вокруг пальца! Ну что, что она тебе нарассказывала такого, что ты ей поверил?!

— То, что знали только я и она, — сказал мужчина.

Аньетта подобрала с пола платок и протянула леди новый, чистый. Та растеряно взяла его и скомкала в руке. Амия молчала, сказать было нечего. Раз даже Ферис говорит так о некогда любимой жене… Значит, это правда?

Ферис докурил сигару и тут же взял в рот новую. Почти месяц прошел с тех пор, как он вернулся в Левву, полный ужаса и неверия.

Он попался в ловушку ее приспешника в Тыри, по пути в столицу из командировки. Карлик с огромным горбом оглушил его странным заклинанием и тут же телепортировался. Очнувшись, Ферис не поверил своим глазам. У его постели стояла она. Та, над гробом которой он плакал — наверное, впервые с детства; та, что клялась ему в любви у алтаря богини любви Прасимы; та, из-за которой он трижды пытался уйти в иной мир.

Глаза Арники были полны любви и надежды. Она совсем не изменилась, разве что пара новых морщинок появилась на лице. Ферис не знал, на что она надеялась, силой приволочив в свое гнездо в дебрях Огонии. Она лепетала ему что-то о знаках, которые оставила ему перед инсценировкой собственной смерти, о темной магии, которой — да, было дело, — молодая пара увлекалась еще в Академии, втихую от всех.

Вот только Ферис не замечал ничего вокруг с тех пор, как увидел обезображенные части тела жены на покрытой окровавленным снегом поляне. А поработав боевым магом, в первые же месяцы разочаровался в деланном величии и власти, которую дает темная магия.