Движением в районе руководили два приезжих товарища — Рунис и Берзон. Позже они оба погибли в схватке с полицейскими. Петерис вступил в местный социал-демократический кружок «Спригулис». Кружок установил связь с одной из организаций Латышской социал-демократической рабочей партии. Сколько настоящих боевых товарищей, пламенных коммунистов погибло в этой борьбе за большую идею, идею революции… Товарищ Петр Пидриксон, или Чирната, как называли его подпольщики, расстрелян в 1908 году полевым судом. Тимрот погиб вместе с Рунисом и Берзоном — застрелились, будучи окруженными полицией. Карл Балод расстрелян в 1906 году полевым судом в Кокенгаузене. Петр Балод был осужден на пожизненную каторгу. Апалуп расстрелян полевым судом летом 1906 года в имении Нитау. Карл Калнынь был осужден на каторгу… Да, он знал их всех, со многими был тесно связан партийной работой. И вот их нет… В письмах к родным Дзержинский писал о подобных революционерах: «В душах таких людей есть святая искра, которая дает счастье даже на костре».
Два месяца в их районе торжествовала народная власть. А потом пошли слухи о приближении карательных экспедиций генерала Орлова. Так как милиция была еще очень слаба, решили в бой с карателями не вступать. Наиболее видные партийные работники и милиционеры скрылись, перешли на положение партизан, «лесных братьев».
Их маленький отряд был измучен бесконечными переходами, отсутствием продовольствия и невозможностью выспаться. Темные ночи и холодный ветер лишали мужества. В конце концов решили, что каратели угомонились и можно тайно вернуться по домам, отогреться, передохнуть, а в случае опасности вновь уйти в лес.
Петерис пригласил с собой двух товарищей. Мать трясущимися руками прятала их оружие, ставила на стол скромную снедь. Никогда еще Петерис не испытывал большего блаженства, как в ту ночь. Одеяло казалось ему теплым и невесомым. Он сразу согрелся и постепенно погрузился в дремоту, хотя слух его чутко улавливал все звуки. Около полуночи в дверь постучали. Не успели они опомниться, как в комнату ворвались уланы. Их привел крестьянин, предатель из местных (позже они рассчитались с ним!). Стали искать оружие, но не нашли — ведь его прятала мать… Их избили, а потом бросили в подвал имения. Там уже было полно арестованных, избитых и испоротых шомполами. У некоторых спина и бедра представляли одну сплошную рану. Наутро на глазах Петериса и его товарищей расстреляли двух арестованных. Это были известные всей округе люди, партийные работники. Знал их и Петерис.
Когда он пришел немного в себя от ужаса и мог что-то соображать, его вдруг схватили, грубо содрали с него одежду и бросили на ледяные ступени барского крыльца. Голое тело ожгло шомполами. Очнулся от холода в снежном сугробе, рядом барахтался кто-то еще, голый и окровавленный. Их подобрали и доставили по домам служащие замка.
Мать билась в истерике и кричала истошным голосом: «Нет бога! Нет!» А придя в себя, бросила в огонь библию.
После этой порки он провалялся две недели — вся спина была сплошь покрыта гнойной коростой. А было ему пятнадцать лет…
Весной 1906 года он снова подался к «лесным братьям». И снова память услужливо воскрешала эпизод за эпизодом.
…Их отряд медленно отступал в глубь леса, отстреливаясь от казаков. Иногда жестоко дрались с наседающими карателями, дрались не на живот, а на смерть. Отступая, тащили с собой раненых. Многие умерли по дороге, и их наскоро похоронили в белых песках. Весна стояла холодная, дождливая. Каратели прижали их к широко разлившейся реке Огре. Группе партизан, куда вошел и Петерис, поручили прикрывать огнем отступающий отряд. Они лежали в кустах на сыром песке, насквозь промокшие и грязные, и стреляли, стреляли словно одержимые в упорно ползущих казаков. И когда люди отряда, благополучно переправившись через реку, скрылись в лесу, их поредевшая группа стала отступать. Казацкие пули, ядовито посвистывая, шлепались вокруг Петериса. Тупо толкнуло в левое плечо, мгновенно онемевшая рука выронила винтовку. Сгоряча не понял, что вторая пуля насквозь прошила ногу. Почувствовал это в воде, когда, неуклюже загребая одной рукой, устремился к противоположному берегу. Нога была тяжелая, словно чужая. Плыл, минутами теряя сознание от боли. И когда, изнемогая, добрался уже до берега, земля вдруг раскололась вдребезги — и все померкло…