Гадание на иероглифах

На первый взгляд жизнь в этом городе казалась очень тихой, патриархальной. По воскресеньям обыватели посещали кирху и развлекались, как могли. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле тихие улочки Кулдиги часто оглашались боевыми революционными песнями. Бастовали рабочие мастерских, студенты, интеллигенция. Они не желали идти на войну за батюшку российского царя, не желали воевать в Маньчжурии за интересы царской России. Демонстранты несли плакаты: «Долой самодержавие!», «Свободу союзов и стачек!», «Свободу собраний!», «Да здравствует революция!» У Петериса дух захватывало от таких смелых призывов. Он не был националистом в дурном понимании этого слова. На фон Крейшов работали батраки разных национальностей — латыши, литовцы, русские, эстонцы, а его мать была немкой из бедных колонистов.

Общаясь с многонациональной детворой батрацкого барака, Петерис с детства научился говорить на разных языках: на эстонском, немецком, литовском, ну а русский язык был языком закона, и на нем говорили многие. Поэтому он рано понял, кто является истинным врагом латышей: конечно же царское самодержавие и помещики всех национальностей. Это им нужно, чтобы латыши забыли свой родной язык, свою историю и культуру и превратились в их бессловесных рабов.

Если в школах латышских ребят стремились онемечить, то в семинарии вся система обучения была построена на основах русификации. Их заставляли говорить только на русском языке, все предметы читались по-русски, им внушали верноподданнические чувства к российскому царю. Тот, кто осмеливался критиковать порядки семинарии, жестоко наказывался. На всю жизнь Берзин запомнил директора семинарии Страховича, толстого, мордатого, с большими залысинами на вечно блестевшем от пота лбу, с залихватски закрученными усами. Типичный держиморда от министерства просвещения. Страхович до бешенства ненавидел социал-демократов с их лозунгами свободы, равенства, братства, называя их «жидомасонами». Он слыл по всей Прибалтике ярым реакционером-черносотенцем, на левой стороне форменного мундира, возле самого сердца, носил значок «СНР» — Союз народа русского. Говорили, что подобный значок носят сам Николай II и его сын Алексей. Из истории Петер Кюзис знал, что название «черная сотня» заимствовано из эпохи Московского государства, — так назывались в старину мещанские ополчения, набиравшиеся в слободах и посадах в защиту царя. Позже ознакомился и с программой «СНР» — спасение самодержавия и династии Романовых путем массового и индивидуального террора. Лидерами союза являлись все те же немцы, выходцы из Германии: фон дер Лауниц, фон Раух, Грингмут, Буксгевден, Нейгарт, а также бессарабский помещик Пуришкевич и многие другие. Фон Краммер и Пуришкевич с трибун Государственного совета и Государственной думы обличали «мировой жидомасонский заговор». Черная сотня организовалась из мещанско-кулацких подонков, готовых за плату по приказу своих господ расправиться с кем угодно. Это была шайка наемных хулиганов и убийц.

Чтобы оградить семинаристов от вредных «жидомасонских влияний», Страхович ввел в семинарии казарменный режим, систему пропусков на выход со двора. Он создал целую сеть доносчиков, которых всячески поощрял. Семинаристы протестовали против установленных правил: не ходили на занятия, бойкотировали наиболее черносотенных преподавателей.

В памяти Берзина возник какой-то день, мутный, серый. За окном, похожий на плац, обширный семинарский двор. Аудитория. За столами сидят семинаристы, а на стуле, прислонившись спиной к теплой голландке, — преподаватель истории. Преподавателю не больше тридцати, но у него огромная лысина, багровая по краям, воротник и плечи мундира густо обсыпаны перхотью. В аудитории тишина, в ней — поединок чувств. Сражаются двое: он, Петерис Кюзис, и преподаватель.

— Ну-с, чего же вы не отвечаете? Повторяю: в каком году и каким образом дом Романовых породнился с домом Гольштейн-Готторпов? — Преподаватель сверлит Петериса маленькими злыми глазками.

Внутри у Петериса холодеет, но он сохраняет на лице сосредоточенно-спокойное выражение. А черт ее знает, когда они породнились. Да и какое Петерису до этого дело? Помнится, что был какой-то немецкий герцог Карл Петер Ульрих, который вдруг стал русским царем, Петром III. Он женился на немецкой же принцессе Софии Фредерике. Отравив своего мужа, Петра III, она превратилась в русскую императрицу Екатерину II.

— Садитесь, — сердится преподаватель и ставит в дневник Петериса жирный кол. — Какой из вас получится народный учитель, если вы не можете запомнить основное.

«Основное?» — думает Петерис и не замечает, как его губы растягивает ироническая усмешка. Это окончательно выводит из себя преподавателя, и он, переходя на «ты», кричит фальцетом:

— Вон! Чтобы духу твоего здесь не было, наглец… — Багровая кайма на его голове становится шире.

Петерис медленно удаляется из класса, провожаемый сочувственным молчанием товарищей.