Гадание по полету журавлей

– Я рассказала вам все, что знаю сама, – объявила она, лишь слегка слукавив. О своем детском приключении в развалинах усадьбы Марфа умолчала, но не только потому, что желала его скрыть, она не хотела сеять лишние страхи в душах и без того не слишком-то счастливых деревенских ребятишек.

Видя, как детские мордашки искривляются, не в силах скрыть разочарование, она с деланным энтузиазмом заговорила вновь:

– А знаете, об этой усадьбе ходит в народе одна легенда, возможно, вы ее даже слышали?

– Это о влюбленных что ли? – без особого интереса спросил Руслан.

Нежные чувства мальчиков-шестиклассников еще не интересовали. Зато девчушки тут же воспрянули духом и хором заголосили:

– Расскажите, Марфа Васильевна!

Она не заставила себя упрашивать.

– У помещика, владельца усадьбы, был единственный сын. И переехал как-то в усадьбу садовник с дочерью – по возрасту почти ровесницей мальчика. Дети подружились, а потом, когда пришла пора юности, влюбились друг в друга…

– И поженились? – волнуясь, попыталась опередить события сентиментальная Сима.

– Ты что, какой союз мог быть между сыном богатого помещика и дочерью садовника? – одернул ее рассудительный Петр.

– Вообще-то, в начале нашего века межсословные браки уже были менее редкими, чем прежде, – покачала головой учительница, глядя в полные сладкой надежды Симочкины глаза. – Но дело-то не в том! Все вышло гораздо сложнее и печальнее. Юноша отправился учиться на хирурга в Петроград, так тогда Ленинград назывался. По окончании учебы влюбленные планировали пожениться. Но шла Первая мировая война, дела на фронте обстояли все хуже, и сын помещика добровольно отправился спасать жизни солдат.

– И погиб? – ахнула Сима.

Марфа строго посмотрела на девочку: мол, не перебивай и торопливо досказала конец истории:

– Началась Великая октябрьская революция. Возможно, он и не погиб, но в родные края так и не вернулся. А дочь садовника однажды пропала, и о ней больше никто ничего не слышал.

– И это было на самом деле? – уточнил дотошный Руслан.

Учительница молча пожала плечами. Сколько она себя помнила, эту печальную сказку рассказывали порой, когда заходила речь об усадьбе – она была чем-то вроде крышки, маскирующей бездонный колодец той страшной тайны, о которой никто не хотел упоминать. Несмотря на обилие подробностей, Марфа не особенно верила в подлинность рассказа о влюбленных, разлученных навеки кровавыми событиями начала века. Романтической историей о несчастной любви могла похвастать едва ли не каждая старинная усадьба.

– А давайте все вместе сходим на развалины, – отважно предложил Петя.

Марфа знала: отговаривать детей, пугая опасностью, – это все равно, что подбрасывать в огонь сухие ветки. И опять ей пришлось манипулировать ими при помощи полуправды:

– Вы не найдете там ничего интересного. Я много раз там бывала, ведь мой флигель совсем рядом. Все заросло высокими сорняками, под которыми лишь остатки гнилых обгоревших бревен. Вы исцарапаетесь, перемажетесь и вернетесь домой в таком виде, что ремня вам не избежать.

Впечатлившиеся этой картиной дети расстроенно притихли. Нравы на селе были суровыми, родители не читали книг о гуманном воспитании, а предпочитали учить уму-разуму своих отпрысков по старинке, так что упоминание ремня было преувеличением разве что в отношении девочек. Да и тем могло крепко достаться за изодранное платье. Сколько ни проповедовала Марфа своим соседям о воспитании добрым словом, эта идея в их умах никак не приживалась.

На том краеведческий порыв ребятишек, к счастью, иссяк.

Вернувшись домой, Марфа впервые за много лет побрела через заросли в сторону бывшей усадьбы. Все действительно заросло полынью да крапивой и выглядело совсем иначе, чем ей помнилось с детства. Почерневшие остовы лип и тополей давно исчезли, а новые деревья почему-то здесь не росли, и лишь вдали жизнерадостно зеленели молодые березки, родившиеся из семян, набросанных ветром. Высокие метелки трав полностью скрыли следы человеческой деятельности, превратив территорию усадьбы в огромный, неровный и неухоженный луг с прудом посредине, напомнивший ей грязный вытертый ковер в школьной учительской. Она еле сумела отыскать среди зелени садовую дорожку, некогда вымощенную камнем, по которой хоть как-то можно было передвигаться среди распоясавшейся растительности. Едва она подумала о том, что десятки лет здесь не ступала нога человека, как различила вдали, возле самого фундамента барского дома, сейчас полностью утонувшего в траве, незнакомку в светлом плаще, неподвижно стоящую то ли на камне, то ли на остатках кирпичной кладки. Ее фигура призрачным силуэтом выделялась на фоне закатного неба и произвела на Марфу весьма зловещее впечатление. И еще ей показалось, что неизвестная женщина смотрит прямо на нее.

Когда незнакомка приблизилась, Марфа машинально отметила, что та довольно молода, хороша собой и одета с нездешней элегантностью, отчего ее появление на развалинах усадьбы выглядело еще более нелепым.