Гадюкинский мост

– А вот теперь можно и поговорить. Вы что там, рожа обнаглевшая, про трибунал толковали? Постановлений Верховного Совета об обращении с военнопленными не читали? Или считаете, что вам закон не писан? Уставные правила общения военнослужащих вы не воспринимаете, положения боевых уставов[46] для вас не писаны, взводный опорный пункт толком слепить не можете, чтобы самостоятельно от немецкого взвода отбиться – но суко находите гениальный способ, чтобы чужую засаду у реки демаскировать… Слушай ты, урод, – я ткнул подполковника стволом в грудь, – ты чем думал, когда на склон выперся, меня на обратных скатах высматривая? Тебе, ублюдку тупому, не объясняли еще в госпитале, что немцы за рекой и наблюдение за нашим берегом ведут? Не объясняли, что опорный пункт на высоте требуется скрытно оборудовать? Почему не выполнено?!

Подполковник скрипел зубами, сжимал кулаки от злобы и молчал. Обалдевшие красноармейцы стояли с изумленными лицами с оружием у ноги и, казалось, забыли как дышать. Немцы были в еще большем шоке и, казалось, хотели провалиться под землю или как минимум стать невидимками – их можно было понять, они в любом случае окажутся крайними. Боевые машины держали всю композицию под прицелом.

– Я задал вопрос и желаю получить на него ответ! Какими мотивами вы, товарищ подполковник, руководствовались, умышленно демаскируя мою засаду у моста и опорный пункт на данной высоте!

– Товарищ политрук, ко мне! – Напуганный политрук перешел ближе. – Вы тоже в этом участвовали, может быть, вы поясните свои мотивы и мотивы товарища подполковника?

На политрука было страшно смотреть со стороны.

– Да, я… товарищ подполковник…

– Поясняю вопрос. Какими мотивами вы с товарищем подполковником руководствовались, спустившись по склону и начав тешить свое неуместное любопытство в моем отношении на виду у противника, демаскировав тем самым мою засаду?! Отвечайте смелее, иначе это для вас может плохо кончиться. Я жду ответа от вас обоих, дорогие товарищи.

Первым, как и ожидалось, сломался политрук, предварительно нерешительно оглянувшись на подполковника:

– Товарищ подполковник сказал, что надо посмотреть, что там у этого секретного лейтенанта творится, может глупостей понаделать…

– Да неужели? И как понимаю, ползком выдвинуться вам было либо лень, либо не по чину? Правильно, товарищ подполковник?

Подполковник по-прежнему сжимал кулаки, поскрипывал зубами, с ненавистью меня рассматривая, и молчал. Экие мы гордые. Лучше бы ты был таким умным, как гордый. Подчиненные целее были бы.

– Ладно, не будем продолжать этот бесполезный разговор. Товарищ подполковник из выздоравливающих? Я так думаю, что окончательно он еще не поправился и самое ему время вернуться в свою пижаму. От командования я его отстраняю, вам понятно? На опорном пункте ему больше делать нечего, ответственность, товарищ политрук, ваша персональная. Вы, конечно, можете подчиниться не мне, а ему, но учтите: если товарищ подполковник вернется на данную высоту и продолжит топить свое безумное рыло в боевое управление, я расстреляю вас обоих. Не время и не место, чтобы допускать к командованию таких деятельных долб… идиотов. Ваша задача – продолжать удерживать высоту, обеспечивая заслон у реки от обхода справа. Сигналы те же. Подполковника и пленных я забираю, сдам его в госпиталь. Вы, соберите их оружие, в первую очередь пулеметы, и продолжайте укрепляться. Сейчас немцам пока не до атаки. Теперь, пленных связать и посадить на броню. Раненых перевязать. Выполняйте! Бего-о-о-м!

Красноармейцы забегали как наскипидаренные. Буквально в несколько минут все раненые с немецкой помощью были перевязаны, пленным связали руки их собственными ремнями и усадили на броню с уже торчащими из люков моими бойцами с автоматами наизготовку.

Атаки у реки я не боялся, немцы знают, что тут есть танки, а пехота на танки в атаки без очень жесткой необходимости не ходит. Да и как уже говорилось, они и доты тут подозревать вполне могут. Тогда тем более не пойдут.

Подполковника я уважил, хоть и посадив вместе с двумя ранеными бойцами среди отстранившихся пленных, но не став связывать ему руки. Как бы то ни было, каким бы он не был м…ком, но все же был таким, как я, офицером. Ведь кто знает, может быть, в будущем он переосмыслит свои поступки, за ум возьмется и к концу войны станет успешным комдивом, а то и комкором.

Ну, или закончит где-то на Дальнем Востоке, или в военных учебных заведениях, коли вышестоящее руководство признает, что расстрелять его очень хочется, но, увы, не за что – человек старается, как может. С выводом, что на фронте его держать нельзя, людей и техники у страны на тактические эксперименты гения может и не хватить, а вот для того, чтобы гонять курсантов по плацу или проверять кантики на кроватях в учебном полку, он может быть незаменим.

С особистом в госпитале я был краток: