Гадюкинский мост

У подножия холма, рядом с огромной воронкой валялся перевернутый вверх гусеницами бронетранспортер, рядом с ним лежало в траве изломанное тело кого-то из пулеметчиков. В полусотне метров от него, неподалеку еще от одной воронки, отбросив в сторону башни, огромным костром горела БМД № 442. Никишинская БМД стояла на своем месте неподалеку от меня, задрав в небо ствол, и молчала. Весь ее борт усыпали рваные раны осколочных пробоин.[47]

Сбитый Ju-87 упал в болотце между высотками и лесом и, видимо, подорвался на бомбах. На месте падения что-то дымило, и все вокруг было усыпано кусками машины. К некоторому удивлению, он оказался не единственным, второй юнкерс, вероятно, был подбит на выходе из атаки и горел на опушке леса в километре южнее нас на левом берегу Чернянки, высоко задрав хвост.

Надо же, СУО действительно не подвело, а то я сомневался рассказам, что оно давало эффективность машины по воздушным целям, близкую к старой «Шилке». Разве что с переносом огня наводчики, видимо, слегка оплошали, но даже в этом случае второй юнкерс удалось свалить.

Меня схватили за руку, это оказался сержант Трофимов. Александр указал рукой вверх – ничто еще не было кончено, над головой продолжала крутить свое «чёртово колесо» эскадрилья немецких пикировщиков.

Маскироваться перед особистом уже не было смысла, и я взялся за гарнитуру переносной радиостанции.

– Егоров, спасай народ! Технике хана, на одного тебя надежда осталась… Если немцы пойдут на второй заход, они все тут бомбами размажут!

– Принято, Топор Десять. Иду на помощь.

– Влад, только не останавливайся, бей с ходу и коротких остановок. Эти суки оказались кошмар какие точные, встанешь – они точно тебя достанут.

– Понял тебя, Десятый, потерпите чуть-чуть, папка уже на месте.

– Сбрось десант у высоты, пусть осмотрят подбитые машины и окажут помощь раненым, потом поднимаются к вершине.

Еще раз осмотревшись по сторонам, по размерам воронок я прикинул, что нас в первом заходе прочесали не меньше чем 250-килограммовыми авиабомбами, что там у немцев на «лаптежниках» еще висело? Пятидесятки или сотки на подвесках под крыльями?

Это тоже было плохо, их осколки противопульную броню тоже должны были протыкать на раз. Из автоматов и пулеметов пикировщики встретить? У ПКП трассеры в лентах, должны отпугнуть.

– Десятый, танки на северной дороге! Четыре штуки, правее Дальней, дистанция один километр, быстро приближаются!

Ну, вот и все, похоже, дело опять пахнет керосином, Суровов…

Я кинул взгляд по сторонам… и на место отчаянию пришла лютая злоба на собственную трусость и желание опустить руки в первую очередь.

Если я, самонадеянный лейтенант со взводом на современнейшей технике, стоило мне выпасть из системы, ничего с усиленной мотопехотной ротой сделать не могу, то, на что могли рассчитывать деды, у которых наводили хаос такие командиры, как подполковник Кривошеев, и которые даже мечтать не могли о моих БМД-4М. Максимум на КВ, выбиваемые только зенитками[48] и ручными ПТС, с невзаимозаменяемыми бортовыми передачами и КПП и ресурсом двигателя в 30 часов… Но все же сумели остановить! Затормозили, остановили, а потом и обратили вспять, к концу войны с кровавыми уроками научившись не только выравнивать потери, но и быть в плюсе.

Да, я потерял технику, но у меня остались машина Егорова, стрелковка и гранатометы, поэтому я обязан умыть этих фрицев кровью и продержаться до темноты! Доказав самому себе, что российская армия через семьдесят лет знает и умеет все-таки больше Красной, и как бы то ни было, но выучила кровавые уроки Великой Отечественной!

И пусть потом про эту высотку, а не про Ржев Твардовский сочиняет свое пробивающее до слез стихотворение, а я постараюсь это заслужить…

– Взвод, к бою! Противник с фронта! Приготовиться к отражению танковой атаки!

Егоров не оплошал, его маневрирующая в поле за высотой 41,2, а потом и Гадюкино БМД, оплетая пикирующие юнкерсы трассами пушки и спаренного пулемета, не только сбила еще один самолет, подведя трассу под траекторию пикирования, но и под разрывы бомб тоже не подставилась, постоянно меняя курс и скорость и сумев во всех случаях, кроме одного, уйти из зоны поражения.

Почти подловить его удалось только немцу, пикирующему последним, четыре плоских осколочных разрыва встали хоть и за кормой машины, но достаточно близко от неё, чтобы у меня екнуло сердце, дрогнувшее второй раз, когда Егоров разразился потоком матерщины. Однако все обошлось.

– Топор Десять – Топору Тридцать. Чуть не обгадился, всю машину осколками осыпало. Разбит командирский прицел, в остальном машина боеспособна. Приём.

– Уходи за высоты, танки на левом берегу, уничтожить!

– Есть, Топор Десять. Заряжаю ПТУРы.

Наводчик 444-й машины Филиппович к тому времени уже развернул башню и взял выскочившие из леса и вставшие на опушке немецкие танки на сопровождение.

Немцы нестройно выстрелили, БМД Егорова, как показалось, неторопливо набирала скорость. У меня нарастало чувство совершенной ошибки.