Гадкая ночь

Центр гостиной напоминал стройку из-за треклятой икейской мебели, сказочно обогатившей основателя фирмы. Два часа мучительных усилий, сопровождаемых проклятиями – и направляющие под полки приделаны… неверно. Он не виноват: «мурзилки» писали люди, никогда не покупающие подобную мебель. Куча древесностружечных панелей, винты, болты, отвертка, штифты, шпильки и нагели – всё лежало кучей, без упаковки, как после взрыва. Иллюстрация моей жизни вдовца: попытка что-нибудь собрать, следуя указаниям на тарабарском языке. Он не может быть один и не способен воспитывать четырнадцатилетнюю дочь в экзистенциальном кризисе. После смерти жены Каспер многое делал кое-как. Он посмотрел на часы. Марит должна была вернуться час назад – и, как всегда, опаздывала. Придет, куда денется, но извиниться не подумает. Он все перепробовал: выговоры, угрозы посадить под домашний арест, педагогические беседы, примирение. Ничего не помогло. Дочь не вняла ни одному аргументу. А ведь он готовился сделать звонок только ради нее, чтобы сохранить эту квартиру. Теперь она им не по карману – бо́льшую часть семейного бюджета обеспечивала покойная жена Стрэнда, он зарабатывал меньше. И играл. Так что продажа сведений пойдет в том числе на покрытие карточных долгов…

Он вышел на лоджию, поставил стакан с виски на столик, сел в кресло. Берген сверкал под дождем тысячей огней, свет отражался в черных водах порта, почтенные деревянные дома скрадывали уродство его металлических конструкций.

Каспер достал из кармана номер телефона, который нашел в Интернете и записал на листке бумаги. Почему он не внес его в контакты своего мобильника? Разве это поможет, если однажды придется отвечать за содеянное?

Каспер заставил себя думать о деньгах – они нужны ему, срочно, так что нечего изображать недотрогу. Его затошнило, но номер он набрал.

19. Выстрел

Она проснулась от их пыхтения и вздохов.

Болела голова, мрак казался непроглядным, все вокруг кружилось с бешеной скоростью. Снова раздались стоны: брюнетка и гид развлекались, но тяжело дышал только мужчина. Они лежали так близко от нее, что она могла бы дотронуться до них рукой.

Ей вдруг стало страшно. Хотелось заорать, и удерживал только стыд – решат, что она сумасшедшая. Внезапно все стихло, только кровь шумела в ушах.

Может, это был сон?

* * *

Прошло немного времени, и Эмманюэль почудился другой звук. Она очень устала, находилась во власти страха и никак не могла заснуть. Кто-то двигался в темноте, рядом с кухней. Плавно и бесшумно. По-воровски.

Чтобы не разбудить остальных или по другой причине? У нее участился пульс. В том, как двигалась тень, было нечто парализующее, и Эмманюэль вжалась спиной в матрас. Она физически ощущала волны отрицательной энергии, хитрость, вкрадчивость, враждебность… Сглотнула и застонала, почувствовав резь в желудке. Вспомнились слова брюнетки, заявившей: «Я кого-то видела!» Эмманюэль поерзала, пытаясь устроиться поудобней, сказала себе, что утром страхи покажутся смешными, детскими, иррациональными творениями тьмы. Попытки уговорить себя только добавили тревоги, хотелось исчезнуть или разбудить остальных, но она как будто онемела, потому что ясно различала: тень движется к ней…

* * *

Ей зажали рот, ткнули ножом в шею.

– Молчи…

У ладони был резкий, металлический запах, как у медной трубки (она сама чинила старые трубы в своем доме и точно знала, как они пахнут). Через секунду Эмманюэль поняла, что чувствует запах собственной крови: когда она нервничает, у нее часто идет носом кровь.

Шипяще-свистящий голос произнес ей в ухо:

– Закричишь, начнешь отбиваться, и я тебя убью. А потом зарежу остальных.

Он больно кольнул ее в шею, и Эмманюэль задохнулась, на секунду почувствовав на груди тяжесть могильной плиты. Услышала звук расстегиваемой молнии.

– Ты сейчас встанешь и выйдешь – тихо-тихо.

Она попыталась – она хотела подчиниться, – но ноги отказывались повиноваться. Эмманюэль больно ударилась коленом о скамью, вскрикнула, как заяц-подранок, он схватил ее за руку и сильно сдавил.

– Заткнись – или сдохнешь!

Теперь она ясно различала в темноте силуэт в капюшоне: он даже не стал раздеваться – дождался, когда остальные захрапят, и приступил к делу.

– Двигай вперед.

Маню знала, что он ведет ее на улицу, и помощи ждать неоткуда. Тебя изнасилуют и убьют; попытайся хоть что-нибудь сделать, не будь овцой! Он почувствовал сопротивление и предупредил:

– Крикнешь – перережу горло!

Она успела подумать, что похожа сейчас на газель или слоненка, которого хищники отбили от стада. Нельзя покидать круг.

Эмманюэль замерзла и почувствовала себя одинокой в целом мире.

– Зачем вы это делаете? – спросила она и услышала свой жалобный, плаксивый тон, но не умолкла, а продолжила лепетать: «Зачем? Зачем?» – в надежде остановить творящийся ужас.

– Заткнись!