Гадкая ночь

Мадам председательша тулузского суда всегда доверяла звездам и по мере возможности составляла гороскопы на всех, с кем ей приходилось работать. Она начинала карьеру снизу, делала ее без посторонней помощи, была помощником прокурора суда Сен-Мартена, где дела об обезглавленной лошади и детском лагере отдыха принесли ей некоторую, пусть и преходящую известность. Но суд в Сен-Мартене был слишком мелок для ее ненасытного честолюбия, и за несколько лет она оказалась главой суда Тулузы.

Внешность у Кати была вполне типичная для юриста высокого ранга: строгое лицо, орлиный профиль, пламенный взгляд, тонкие губы и волевой подбородок. Большинство тех, кто плохо знал эту женщину, опасались ее, знакомые и друзья восхищались ею или боялись, иногда то и другое одновременно. Существовала и третья категория – те, кого она унизила, бездари и интриганы; эти Кати ненавидели.

Она молча выслушала Ольгу Ломброзо и сказала:

– Очень хорошо, присылайте дело.

На ее лбу появилась еще одна морщинка.

– Подать ваш любимый десерт? – спросил официант. – Может быть, баноффи-пай или слоеное пирожное с мороженым и карамелью?

– Не сегодня. Принесите двойной эспрессо. Нет – тройной. Спасибо. И, если у вас есть, аспирин…

– Разболелась голова?

Она улыбнулась проницательности молодого человека.

– Пока нет. Но скоро точно заболит.

* * *

Бывший пиарщик Говард Блум, переквалифицировавшийся в специалиста по мотивации, выдвинул в «Принципе Люцифера» смелую гипотезу: мать-природа – кровожадная сука, насилие и зло – составляющие ее плана; в мире, который движется ко все более изощренным формам и конструкциям, ненависть, агрессия и война не тормозят, а ускоряют эволюцию. «Если эта гипотеза верна, – думала Кати д’Юмьер, державшая книгу Блума на полке, – эволюция за последнее время получила то еще ускорение!» В Тулузе насилие достигло тревожного уровня в три с половиной тысячи зарегистрированных преступлений за прошлый год, в том числе нападений с холодным оружием; в большой степени это связано с тем, что с наступлением темноты в центре города алкоголь и наркотики текут по улицам так же щедро, как ЭПО по венам американского велогонщика Лэнса Армстронга [69]. А число судей ТБИ [70] за то же время уменьшилось с двадцати трех до восемнадцати. Минюст всегда причислял Тулузу к рангу провинциальных юрисдикций, суд испытывал жестокую нехватку средств, демография шла вразнос, а уровень преступности неуклонно повышался. Как следствие, суды большой и малой инстанций сталкивались с непреодолимыми вызовами – например, с тотальной нехваткой залов судебных заседаний. За недостатком средств не справляются со своей задачей и три исправительных трибунала [71]. Гражданских исков становилось все больше, а они, как всем известно, намного прибыльней для юристов-крючкотворов. Как итог – обескураживающий рост количества отказов в возбуждении уголовных дел и прекращений производства по делу за последние годы: 95 % по кражам, в том числе с отягчающими обстоятельствами, и 93 % по всем остальным делам.

Постоянная головная боль для председателя суда…

Оказавшись в шторм под ударами ветра силой 60 узлов в час на корабле с пробоинами в днище, молишься, чтобы большая волна не накрыла с правого борта. «Именно это и произошло», – думала Кати д’Юмьер, читая рапорт.

Напротив нее сидел прокурор Республики Мецгер. Выглядел он, как всегда, безупречно: прическа – волосок к волоску, узел галстука – само совершенство. Рапорт прокурор прочел до встречи с Кати, и она заметила, как плотоядно блестят его глаза. Придурок радовался. Предвкушал. Мысленно потирал руки. Мецгер, как и многие прокуроры, обожал медийную «собачью свадьбу», ему нравилось читать свою фамилию в газетах, но больше всего – светиться на телевидении. Известность привлекает мотыльков, жаждущих блеснуть, приобщиться к славе постороннего (пусть и опалив крылышки в огне чужой популярности).

– Только не говорите, что вас это радует, Анри, – бросила она.

Он выпятил грудь, развернул плечи и изобразил оскорбленную невинность.

– О чем вы? Конечно же, нет!

Веры ему было не больше, чем малышу, которого мать застигла на месте преступления с прижатой к животу банкой «Нутеллы» и шоколадом вокруг губ.

– Кому думаете поручить расследование? – осторожно поинтересовалась Кати.

– Дегранжу.

Дегранжу… Кому же еще? Логичный выбор.

Она с прищуром взглянула на Мецгера: они с Дегранжем терпеть друг друга не могут. Дегранж с его чуточку длинноватыми седыми волосами, яркими пиджаками и взрывным темпераментом являл собой физического и психологического антагониста прокурора. Он высоко нес знамя независимого правосудия и считал любого прокурора Республики могущественным врагом. Мецгер, одержимый исключительно собственной карьерой и фамилиями в записной книжке (чем больше высокопоставленных друзей, тем лучше!), был идеальным олицетворением всего, что люто ненавидел Дегранж.