Гадкая ночь

В Вене Бернхард Цехетмайер смотрел в окно на дворцовый парк музея Бельведер, омываемый дождем. Сады полого спускались к улице Реннвег, радуя глаз подстриженными живыми изгородями, фонтанами и скульптурами. С большой террасы со светской любезностью улыбались людям разнолицые загадочные сфинксы – демонические двухметровые химеры, крылатые полудевы-полульвицы, безразличные к непогоде.

Он любил этот город, вечную Вену, едва изменившуюся со времен Каналетто [68], равнодушную к моде, декадансу, огрублению и уродству, правящему современным миром. И все-таки дирижеру казалось, что появилась надежда: повсюду в Европе ширилось движение, которое рано или поздно возродит былые ценности. Движение это необоримо. Здесь, в Австрии, реакционный кандидат провалил свою предвыборную кампанию, по-идиотски длинную, по меркам нормального человека – 365 дней! – но наступит час, и силы реакции скажут свое слово повсюду в Старом Свете. Цехетмайеру этот человек нравился не больше кретина, представляющего экологов, но победы «темных сил» он ждал с нетерпением.

Дирижер обернулся.

Толпа людей отряхивала воду с анораков на музейные полы. Посетители явились сюда ради жалких произведений Климта, они поклоняются вульгарному дизайнеру интерьеров. Глупцы! А он ведь тоже Густав… Но карлик по сравнению с другим, с гением… «Поцелую» Климта музыкант предпочитал «Смерть и Деву» Эгона Шиле. Этот хоть не припудривал картины золотыми конфетти и прочими ухищрениями, недостойными даже афиши кабаре. Его лицо было грубым, резким, высокомерным. Последними творениями Шиле стали зарисовки его жены Эдит – умирающей, на шестом месяце беременности. Она лежала на смертном одре, он писал, а потом скончался от испанки – через три дня после нее. Сколько же мужества требовалось бедняге! А символом Вены стал Климт, что говорит о том, как низко пал этот город…

Цехетмайер заметил пробирающегося через толпу Визера.

Дирижера начали утомлять встречи в общественных местах – коротышка маскировался, как киношпион! Кому интересны их разговоры? Впрочем, полученные накануне новости рассеяли дурное настроение.

– Привет, – поздоровался Визер. – Есть что-то интересное?

Тон миллиардера выдавал недовольство. Цехетмайер с трудом сдержал раздражение. «Что он себе возомнил?! Думает, у меня много свободного времени? Что я так забавляюсь? Что назначил встречу, чтобы расспросить, как поживает его четвертая невеста, которая задумала пощипать богача?»

– Нашли след Гюстава… – сказал он.

Визер вздрогнул.

– Ребенка?

Музыкант пожал плечами. Нет, Густава Климта, идиот.

– Он жил на юго-западе Франции, в маленьком городке в горах. И до прошлого лета даже ходил там в школу.

– Откуда известно, что это он?

– Никаких сомнений: директриса опознала его по фотографии, а фамилия у него такая же, как у полицейского, одержимого Гиртманом.

– Что… Как? Я не понимаю.

«Неудивительно», – подумал Император.

– Важно, что мы подбираемся все ближе, – ответил он, пытаясь держать себя в руках. – У нас появился уникальный шанс. Очень вероятно, что Гиртман навестит ребенка, как только представится возможность. Выйдем на след мальчика – рано или поздно узнаем, где появится швейцарец. На сей раз мы не имеем права на ошибку, не можем профукать этот подарок Судьбы.

22. Словесный портрет

– Вы видели его лицо?

Эмманюэль Вангю сдвинула брови, пытаясь вспомнить.

– На нем был капюшон, как… как на том, другом. Было темно, но я все-таки кое-что разглядела… Понимаете, он оказался так близко, что…

– Сколько ему лет? Ну хоть приблизительно…

Она колебалась.

– Лет сорок пять… Не молоденький…

– Блондин, брюнет?

– Он был в…

– …капюшоне, да, я знаю, – сказал Морель доброжелательным, но нетерпеливым тоном. – Вы разбираетесь в оружии?

– Нет. Совсем нет.

Он вздохнул, что-то напечатал на компьютере.

– Подождите, – попросила она.

Морель поднял глаза.

– Кажется, я что-то видела…

Он насторожился и едва заметно кивнул, чтобы не сбить ее настрой.

– Насчет оружия.

– Что именно?

– По-моему, на нем была кобура; я заметила, когда он встал и наклонился над… жертвой.

– Ко… кобура?

Мореля как будто ударили под дых. Он втянул воздух, хрустнул пальцами.

– Да. На бедре. – Она ткнула пальцем в то место, где висела предполагаемая кобура.

Морель побледнел.

– Вы уверены?

Она насторожилась.

– А это важно?

– Вообще-то да, – ответил он.

– Да, уверена.

Господь Всемогущий!

– Минутку, пожалуйста.

Он снял трубку.

– Это Морель, господин полковник; я должен с вами поговорить, лично и как можно скорее.

Затем повернулся к Вангю.

– Попробуем составить словесный портрет. В капюшоне, – уточнил он. – Не волнуйтесь, не насилуйте себя – это освежит воспоминания. Может получиться. Не исключено, что вы видели больше, чем думаете.

* * *