Каждый его взгляд становился для меня сокровищем, бережно спрятанным в памяти. Перед сном я обычно перебирала их – свои маленькие лоскутики счастья – вот он улыбается мне, вот повторяет «Николь?» – словно пробуя мое имя на вкус, вот двигаются его шелковистые брови, когда он участливо наклоняется к мадам Шале… Вот главная драгоценность – как в солнечном луче сияет и переливается золотое руно его волос. Ах, как алкала я славы аргонавтов!
Впервые в моей жизни появилось что-то кроме воспоминаний о Сен-Мартене – потускневшие осколки прошлого горчили и ранили, а Анри был живой, горячий – но едва ли более достижимый, чем остров Ре в Атлантическом океане.
Правда, мадам Шале часто о нем говорила, находя в моем лице более чем благодарного слушателя.
Еще больше об Анри я надеялась узнать от барона Валансе – его крестного отца. Сухощавый подслеповатый старик, одетый со старомодной тщательностью – он до сих пор носил брыжи – мсье Валансе был одним из немногих, кто посещал графиню запросто, а не только по большим праздникам.
Обычно я устраивалась с книгой в уголке гостиной, придвинув два кресла поближе к камину – графиня и барон, как все старые люди, любили устроиться у огня.
Любимой темой их разговоров были помолвки, браки, рождения. И адюльтеры.
– Как вы думаете, барон, – обыкновенно начинала мадам Шале, – вы часто бываете при дворе и наверное не откажете мне в разгадке тайны: кто же сейчас любовник герцогини Шеврез?
– Сдается мне, вы не допускаете, – тонко улыбался барон Валансе, – что эта женщина может вести добродетельную жизнь? Не забывайте, что у нее есть муж.
– Помнит ли об этом она?
– Конечно, вспоминает, когда король в очередной раз хочет выставить ее из Лувра на веки вечные – тут-то герцог Шеврез напоминает, что ни ему, как особе королевской крови, ни его жене нельзя отказать от двора.
– Говорят, ее любовник – это кардинал Ла Валетт, – прищуривалась графиня.
– Ну что вы, мадам, – всплескивал высохшими руками Валансе, – он тут совершенно не при чем! Его дарит своей благосклонностью принцесса Конде…
– Тогда кто же?
– Я слышал, графиня, – Валансе приблизился к самому уху своей собеседницы, но я все-таки расслышала его шепот: – Благосклонности Мари де Шеврез добивается другой кардинал…
Графиня отпрянула от него и подскочила в кресле:
– Неужели? Вы говорите о Ришелье?
– Именно, моя дорогая. Говорят, он делал ей авансы, но она возненавидела его еще при жизни своего первого мужа.
– Люинь в могиле уже четыре года. Его смерть при осаде Монтобана совершенно не связана с Ришелье.
– Может быть, вы правы, потому что те же языки говорят: Мари Шеврез дала понять, что сменит гнев на милость, если…
– Если что? – подалась к нему графиня.
– Если он принесет на алтарь любви некоторые жертвы…
– Что за жертвы?
– Например, станет появляться перед ней исключительно в красном, – важно произнес Валансе.
– Он же кардинал, помилуйте! Красный – это их естественный цвет!
– Не совсем так, графиня. Не в сутане. А в штатском – на последнем приеме, где была Шеврез, Ришелье вырядился в красный кавалерийский костюм с ботфортами – сущий Марс, а не духовное лицо.
– Как-то не верится. К тому же… – графиня понизила голос, – не забывайте о королеве-матери! Она отравит любого, кто покусится на ее сокровище.
– О да. Так кто же все-таки любовник герцогини де Шеврез?
– Говорят, в прошлом году ее часто видели с Холландом, английским посланником…
– Интересно, от кого же ее младшая дочь? От мужа или от Холланда?
– Неважно. Ее муж – человек кроткий и долготерпеливый… Которому очень не повезло с женой.
– А кто же станет женой принца Гастона? – утерев глаза платком, переменила тему графиня.
– Ему сватают мадмуазель Монпансье, – со значением сказал барон.
– О-о-о! Прекрасная партия! У нее больше денег и титулов, чем у королевы!
– Деньги, земли… – если мадемуазель Монпансье родит сына, именно ему может достаться корона Франции, кивнул барон. – Но принц Гастон не хочет жениться.
– Почему? Ведь его невеста богаче испанской инфанты и почти так же знатна!
– А Гастон хочет жениться именно на испанской инфанте! Или английской принцессе! Или на принцессе Савойской! Потому что хочет иметь тестя-короля, а не подданного старшего брата, как отец мадемуазель Монпансье.
– Другое государство, куда можно в случае чего сбежать и спастись от брата, вы хотите сказать?
– Гастон хочет независимости и запасной плацдарм. А Людовик, разумеется, хочет связать его по рукам и ногам.
– Помилуйте, но это логично. Представьте, что Гастон женится на инфанте испанской и у них родится сын. Которого от престола будет отделять только король – бездетный! Вы же понимаете, что с поддержкой Испании Людовик может и лишиться трона…
– Вот поэтому Гастона и женят на Монпансье! Хватит того, что он станет богаче брата!
– Принц Гастон сказал: «Я скорее умру, чем женюсь!» Королева-мать была в ярости, кандидатура невесты – ее рук дело.
– Ее и Ришелье. Я думаю, он стоит за всем, что происходит во Франции. Вы слышали, что мсье Баррада получил чин королевского берейтора?
– О да. Говорят, король слишком увлекается верховой ездой.