Так что домой я попала только на третий день после праздника. Кучер как всегда привез меня на улицу Бон-Пуа и отправился пропустить кружечку-другую в «Свинью и желудь», сказав, что заберет меня, когда Сен-Шапель отобьет шесть пополудни. Сосед-булочник учтиво поприветствовал кучера, высоко приподняв белый колпак. Мне тоже досталось приветствие, хотя обычно он не баловал меня вниманием. К нему присоединилась его необъятная жена и сосед из дома напротив – пуговичник Жакоб. Остановившись у двери пуговичника, они втроем принялись что-то с жаром обсуждать, поглядывая то на меня, то на карету.
Нечасто на нашей улице видели экипаж с гербами, так что желание полюбопытствовать было понятно. Внезапно я подумала: а если мне вовсе не возвращаться в особняк? Остаться дома, видеть родных, жить с родными, засыпать на своей узкой коечке – без балдахина, без позолоченного канделябра, читать при огарке, каждый день брать у мсье Паскаля новые книги?.. Улица Бон-Пуа и весь двухэтажный, чуть покосившийся угловой домик, казалось, дружелюбно подмигивал мне окошками. Интересно, по-прежнему ли видно ли по утрам звезду? Не сожрала ли ее горгулья с соседней крыши?
Какие глупости лезли в голову. Помотав головой, я заторопилась войти.
– Ягненочек, у меня новости! – тетя Люсиль очень похорошела, новое синее платье тонкой шерсти шло ей необыкновенно. Его украшал широкий отложной воротник с полоской кружева. После смерти мсье Дюранже я ни разу не видела ее такой нарядной.
– Что случилось, тетя? – обнимая ее, я увидела в дверях кухни Серпентину. Поймав мой взгляд, она принялась делать какие-то знаки, но я ничего не поняла из ее жестикуляции.
– Пойдем-ка за стол, – проворковала тетя, увлекая меня в столовую. Сердце перевернулось и ушло в пятки – во главе стола я увидела стряпчего Лене. Больше всего он напоминал угря – длинное узкое тело и маленькая голова, всегда тщательно причесанная.
– Приветствую! – приветствовал он меня с раскатистым провансальским «р». – Моя новая родственница!
Я с ужасом повернулась к тете. Застенчиво потупившись, она подтвердила мою догадку:
– Да, Николь, мы с Эмилем поженились, – не ее впалых щеках геранью расцвел румянец.
Меня только и хватило на вопрос:
– Когда?
– Вчера! – сообщил мой новоявленный родственник. – Церемония была скромная.
– Мы решили не отвлекать тебя от работы, – пояснила тетя, усаживаясь напротив мужа. Раньше там сидела я, а теперь пришлось сесть рядом с тетей. Отодвигая стул, я едва не сбила с ног Серпентину – она споткнулась о ножку и едва удержала в руках супницу.
– Осторожно, Николь! – поморщилась тетя. – У графини ты стульями не грохочешь?
– Ничего, дорогая, – заступился Лене. – Николь наверное обиделась, что мы не позвали ее на бракосочетание.
– Мы никого не позвали, – сказала тетя. – Сама понимаешь, дядя Адриан…
– Проклял вас второй раз? – я не удержалась от смеха. – Кто бы мог подумать.
– Да, прислал проклятие на тридцати страницах – что-то про вавилонскую блудницу и все такое.
Серпентина застучала половником, разливая суп. Глядя в исходящую паром тарелку, я поняла, что не хочу есть. Дядя Адриан даже заочно лишал меня аппетита, хотя по пути я с удовольствием предвкушала отменный обед в честь праздника. Серпентина сопела за плечом, не спеша покинуть комнату.
– Ступай, – махнул на нее салфеткой мой новый родственник. Повинуясь, она двинулась на кухню, бросив на него гневный взгляд.
Я все-таки взяла ложку. Нарезанный укроп показался мне останками разбитого корабля в прибое после шторма. Я не успела проглотить ни капли, когда скорее уловила, чем увидела, как над моей головой переглянулись тетя и ее муж.
– Николь, это еще не все.
– Что еще?
Тетя глубоко вздохнула и глянула на мужа. Тот кивнул.
– Мой милый Эмиль выиграл тяжбу! Благодаря ему я наконец получила деньги моего покойного Дюранже.
– Поздравляю! – радоваться мне помешала мысль, что милый Эмиль и женился только благодаря этому наследству. Во всяком случае, раньше стряпчий, будучи к тому же моложе тети на лет на десять, не озвучивал никаких матримониальных намерений. Хотя кто их знает. Может, они давным-давно это решили. Молчание длилось и длилось, словно последний вздох приговоренного к смерти. Я вдруг осознала, что от меня ждут какого-то ответа.
– Я очень рада, тетя, – голос звучал еле слышно, я закашлялась и пропустила, что мне ответили.
– Да, Николь? – тетя протягивала мне замшевый мешочек – в таких носят деньги. – Порадуйся и ты, купи себе что-нибудь хорошенькое.
– Спасибо, тетя, – мешочек показался мне очень тяжелым и я с признательностью повторила: – Спасибо!
– Прекрасно! – кивнул Лене и гаркнул: – Серпентина! Убирай со стола, никто уже не ест!
Из кухни тотчас, словно подслушивала у двери, вынырнула Серпентина и засновала по комнате, утирая заплаканные глаза.
– Пойдем, – позвал меня стряпчий и устремился вверх по лестнице, не дожидаясь ответа. Я поспешила за ним. Глядя на мелькание его тонких лодыжек, я почувствовала: что бы меня там не ожидало – пахло это как треска на солнце.