Гадкий гусенок

– Больно? – я старалась рассмотреть, что у нее с шеей – похоже, ей досталось – в вырез сорочки стремительно наползал багровый кровоподтек. Крови, к счастью, не было. Видимо, это успокоило девочку – посмотрев на ладонь, она неловко поднялась на ноги, цепляясь за сундук.

– Простите, ваша милость, – шмыгнула она носом. – Думала, убило меня.

– Крыса… – раздался из угла виноватый голос. – С тех пор как моему братику крыса лицо объела – боюсь я их пуще нечистого!

Вторая служанка торопливо перекрестилась, глядя в угол – в темноте там и впрямь темнело что-то напоминавшее лаз в крысиную нору.

– Вот что, – предложила я, – я сама поищу, а вы ступайте.

– Ваша милость? – обрадовано пискнула та, что боялась крыс. – Да как же вы тут одна-то?

– Франсуаза… – кажется, я все-таки вспомнила ее имя – мсье Констанс как-то на весь этаж распекал ее за чадящие свечи. – Спускайтесь, только осторожно, пока совсем тут не убились.

– Спасибо, ваша милость! – кивнув, Франсуаза присела в реверансе и поспешила к выходу, схватив за руку подругу. Ту слегка пошатывало, но ноги она переставляла споро – им явно не терпелось отсюда убраться. Ступеньки снова застонали.

Надеюсь, им хватит ума не показываться на глаза мадам, пока я не разыщу мантилью. Я подошла к зияющей пасти сундука – скорее, саркофага – мы легко поместились бы там втроем. Крепкий запах пачулей встретил меня, точно старый друг – если графиня не меняла любимые духи, то мантилья точно должна быть здесь! Так и есть – вскоре, разглядев в шелковом ворохе кусок черного кружева, я вытащила ее из-под тяжелого бархатного упелянда и груды тонкого белья. Встряхнув сплющенную находку, я убедилась – это именно она. Черный гладкий шелк, порядком посекшийся и поседевший – только кружева на оборках выглядели как новые – должно быть, графиня часто надевала подарок отца. Кружева под рукой слегка кололись. Я поднесла оборку к глазам и посмотрела на свет – словно через черную паутину. Из угла послышался тихий писк – или мне послышалось?

Пора возвращаться. Содержимое сундука торчало комом. Я пристроила мантилью на откинутую крышку и принялась наводить порядок. Первой в мои руки попала сорочка – тонкий лен, вышивка по горловине… Такую же вышивку я увидела на коротких кальсонах и поняла, что сорочка является предметом мужского гардероба. Вот не догадалась бы, настолько тонкое полотно… Черный корсаж из плотной саржи точно принадлежал графине – ух, какая она была стройная! Наверное, носила его, когда только-только овдовела. Синий шерстяной плащ на бархатной подкладке – короткий, вышедший из моды… Целая компания сборчатых воротничков-брыжей – словно старички в темном уголке гостиной сбились в кучку и сплетничают о Генрихе Валуа, делясь пикантными подробностями дуэли миньонов, что произошла почти полвека назад… Роскошная мужская куртка пунцового бархата, в знак траура расшитая плерёзами из золотого галуна – не иначе как по жертвам Варфоломеевской ночи, судя по фасону… Мне вдруг стало жаль, что столь великолепная вещь никогда не увидит света, будучи навеки замурованной в этом саркофаге. Sic transit gloria… Сейчас опущу крышку – и на следующие десять лет об этом сундуке снова забудут.

И тут среди древних нарядов сверкнул живой малиновый блик – словно сердолик в набежавшей волне! Мальчишеская курточка из тех, что носят пажи – я схватила ее, будто боялась, что она утонет в море старомодных нарядов.

Куртка принадлежала не прошлому, а настоящему, была другой – новой, но со следами носки. Еще хранили привычный изгиб рукава на локте, а спереди кто-то поставил симпатичное чернильное пятно, похожее на муравья. Я поднесла ее к носу – воротничок едва уловимо пах тополиным листом и чуть-чуть – лошадиным потом.

По сравнению с остальной одеждой она выглядела только что сброшенной. Кто-то второпях содрал ее, скомкал и, не утруждая себя развешиванием, помчался по своим ребячьим делам – плечи по-мальчишески узкие, вряд ли она налезла бы на юношу старше тринадцати лет.

Я зарылась в сундук. Вскоре в моих руках был полный пажеский костюм – короткие штаны, длинные чулки. Помятый берет с пышным белым пером. Короткий красный плащ, едва доходящий до бедер.

Наряд словно ждал, когда его достанут и вновь используют. Я подумала, что эти надежды тщетны – графиня обходилась без пажей – она вообще вела дом очень скромно. У Анри пажи наверняка есть – положение обязывает, ведь он главный конюший Гастона Анжуйского, но к матери он приезжал всегда один.

Я аккуратно сложила в сундук плащ, штаны, чулки, белье, берет и взялась за курточку. Не хотелось выпускать ее из рук – я прижала ее к груди, провела щекой по мягкой атласной гладкости. Следующий шаг был очевиден – мне захотелось ее примерить. Еще миг – и я уже застегивала мелкие пуговки, обтянутые шелком. Куртка так ловко облекла талию, что грудь сама собой выпятилась вперед и вверх.

Внутри защекотало предвкушение чего-то необыкновенного. Словно птенец разламывал скорлупу.