– Молчи ты, Джок, – сказала хозяйка.
– Эх, да ты-то что обо всем этом знаешь? – презрительно спросил регент.
– Не очень много, это верно, мистер Скрей, но только я жил тогда в двух шагах от аллеи, что к замку вела, и помню, как вечером, как раз в ту ночь, когда молодому лэрду на свет появиться, кто-то к нам в дверь как застукай – проводить приезжего в замок. Уж если бы он был такой колдун, так, надо думать, он и без меня сумел бы дорогу найти, а это был мужчина молодой, благородный, хорошо одетый, и походил он на англичанина. И, могу вас уверить, у него и шляпа, и сапоги, и перчатки – все было; словом, одет он был как самый настоящий дворянин. Что верно, то верно, он странно как-то посмотрел на старый замок, и вправду он там что-то ворожил, я об этом слыхал; ну а насчет того, что он исчез, так ведь я же сам держал ему стремя, когда он уезжал, и он дал мне тогда полкроны. А ускакал он на коне, что ему Джордж из Дамфриза одолжил, и звали коня Сэм, и конь был гнедой, чистокровка; помнится, он еще шпатом болел. Коня этого я и раньше видал и после.
– Ладно, ладно, Джок, – примирительным тоном ответил Скрей, – твой рассказ ничем особенно не отличается от моего, я просто не знал, что ты видел этого человека. Так вот, знайте, друзья мои, звездочет этот сказал, что ребенку грозит несчастье, и тогда отец взял к себе в дом ученого богослова, чтобы тот день и ночь неотлучно при мальчике находился.
– Ах, да, его звали Домини Сэмсон, – сказал кучер.
– Это была какая-то бессловесная тварь, – заметил
Берклиф, – Мне говорили, что, когда ему пришлось с проповедью выступить, он и двух слов связать не мог.
– Пусть так, – сказал регент, махнув рукой в знак того, что возвращается к прерванному рассказу, – но он денно и нощно был при маленьком лэрде. И, вот, когда мальчику было уже лет пять, вышло так, что лэрд понял свою ошибку и решил изгнать цыган из своих владений. Он приказал им убираться вон и послал тогда Фрэнка Кеннеди их выгонять.
Тот с ними грубо обошелся, и ругал их, и проклинал, а они ему тем же отвечали. И тогда эта самая Мэг Меррилиз, которая больше всех с дьяволом якшалась, ясно сказала, что и трех дней не пройдет, как Фрэнк ей душой и телом за все заплатит. Я это все доподлинно знаю – мне сам Джон
Уилсон, что конюхом у лэрда служил, сказывал, что, когда лэрд домой из Синглсайда ехал, Мэг взошла на гору Гибби и грозилась оттуда всю его семью погубить. Уж была ли это вправду Мэг или привидение какое, этого Джон сказать не мог, только такого роста и людей-то не бывает.
– Что же, – сказал кучер, – может быть, это и так, я-то этого и знать не знаю, меня в то время здесь не было.
Только ведь Джон Уилсон хвастунишка был большой, да и трус к тому же.
– Так чем же все это кончилось? – спросил незнакомец, и в голосе его послышалось нетерпение.
– Ну вот, дело кончилось тем, – сказал регент, – что в то время, когда все глядели, как королевский корвет за контрабандистами гонится, этот самый Кеннеди, неизвестно зачем, сразу вдруг сорвался с места – тут его никакая бы сила не удержала – и поскакал во весь опор в Уорохский лес. На пути он повстречал маленького лэрда – тот с наставником своим гулял, – схватил ребенка и поклялся, что если на него напустят чары, то и ребенок с ним пропадет; воспитатель бежал за ним что было мочи и почти что не отставал от них, потому что бегал он очень прытко, и вдруг он видит: Мэг, цыганка, или дьявол в ее образе, выскакивает из-под земли и вырывает ребенка из рук Кеннеди.
Тогда тот разъярился и шпагу выхватил. Нечестивцам ведь и сам дьявол не страшен.
– Да, это истинная правда, – сказал Джок.
– Ну так вот, она схватила его и сбросила как камень –
вниз со скалы на Уорохском мысу. Под этой скалой его в тот же вечер и нашли, но что случилось с малюткой, этого я, по правде говоря, не знаю, только священник, что у нас тогда был (сейчас ему получше место дали), думает, что ребенка просто увезли на время в страну фей.
В некоторых местах этого рассказа незнакомец слегка улыбался, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать в ответ, послышался топот копыт, и развязный, щеголеватый лакей с кокардой на шляпе быстро вошел в кухню, громко говоря: «Потеснитесь немножко, добрые люди». Но стоило ему заметить незнакомца, как он сразу превратился в скромного и учтивого слугу, мгновенно снял шляпу и подал своему хозяину письмо.
– Семья Элленгауэнов в большом горе, сэр, и они не могут никого принять.
– Я это знаю, – ответил его господин. – А теперь, сударыня, раз уж вам не приходится ждать гостей, может быть вы разрешите мне занять ту комнату, о которой вы говорили?
– Разумеется, сэр, – ответила миссис Мак-Кэндлиш и поспешила посветить гостю с назойливой суетливостью, присущей в таких случаях хозяйкам.
– Послушай-ка, молодчик, – сказал церковный староста лакею, наливая стакан водки, – тебе не худо было бы выпить после такой дороги.
– Верно, сэр, благодарю вас; за ваше здоровье, сэр.
– Но кто же такой твой хозяин?
– Кто тот господин, который только что здесь был? Это знаменитый полковник Мэннеринг, сэр, из Ост-Индии.