Гай Мэннеринг

Но едва только она теперь открыла эту дверь, чтобы пойти за тазом и полотенцем (ей ведь и в голову не могло прийти, что гостя следовало бы проводить для этого в другое помещение), как целая ватага белокурых детишек ввалилась в комнату: одни прямо из конюшни, где они только что разглядывали Дампла и потчевали его оставшимися от завтрака лепешками, другие прибежали из кухни, где старуха Элспет рассказывала им сказки и пела песни, а самый маленький выскочил почти нагишом из постели и с криком кинулся к папочке узнать, что он привез ему с разных ярмарок, на которых ему довелось побывать во время своей поездки. Наш рыцарь проломленной головы сначала обнял и расцеловал их всех по очереди, потом начал раздавать им свистки, дудочки и пряники, а когда от радости они стали орать еще громче, он заявил своему гостю: – Это жена во всем виновата, капитан, при ней они что хотят, то и делают.

– Я, да что ты! – сказала Эйли, которая в эту минуту вошла с тазом и кувшином в руках. – Да разве мне с ними совладать. Мне их, бедняжек, даже и занять-то нечем.

Динмонт взялся тогда за них сам; ласками, угрозами и пинками он выпроводил из комнаты всю ораву, за исключением самых старших – мальчика и девочки, которые, как он выразился, умеют вести себя «прилично». По той же причине, но уже без всяких церемоний, были выставлены из комнаты и собаки, за исключением почтенных патриархов – Перца и Горчицы, в которых жизненный опыт и частые наказания хлыстом вселили такой дух безропотного гостеприимства, что после непродолжительных переговоров и объяснений на своем ворчливом языке они позволили маленькому Шмелю, до этого из соображений безопасности укрывавшемуся под стулом своего хозяина, улечься вместе с ними на невыделанную баранью шкуру, заменявшую в доме бристольский ковер.

Тем временем хозяйка отдала уже распоряжения, решившие участь двух кур, которые, ввиду того что приготовить их иным способом было уже некогда, вскоре задымились на рашпере. Большой кусок холодной ветчины, яйца, масло, булочки, овсяные лепешки завершили ужин, приправленный превосходным домашним пивом и бутылкой водки.

Ни один солдат не отказался бы от такого ужина после тяжелого дневного перехода и участия в схватке. Браун не заставил себя просить. Здоровая деревенская девка со щеками такими же красными, как и ленты в ее волосах, убирала со стола. Хозяйка сама помогла ей и велела принести сахар и горячую воду, о чем та совсем было забыла, заглядевшись на «настоящего живого капитана». Браун тем временем воспользовался случаем и спросил хозяина, не жалеет ли он о том, что не послушался совета цыганки.

– Кто знает? – ответил тот. – Это все хитрые черти; может, я от одной бы шайки ушел, да на другую наскочил.

А как придет старуха, надо будет дать ей на зиму бутылку водки да фунт табаку. Это хитрые черти; мой покойный отец всегда говорил: «Ты с ними плох, так и они с тобой».

Ну, одним словом, среди них всякие попадаются.

Разговор этот послужил поводом поставить на стол новый графин с «веселухой», как Динмонт называл на своем простом, деревенском языке разбавленную водой водку.

Браун на этот раз, однако, самым решительным образом отказался, сославшись на усталость и плохое самочувствие после схватки – он хорошо понимал, насколько бесполезно было бы доказывать Динмонту, что злоупотребление водкой дурно повлияет на его раны. Брауна отвели в крохотную комнатку, где ему приготовили отличную кровать, а белизна простыней позволяла верить словам хозяйки, что «такого белья нигде не найти, – ведь оно стирано в ключевой воде и побелено в поле на ромашках, и катали его

Нелли и она сама, и ни одна женщина, будь она хоть сама королева, не сумеет все это сделать лучше».

Простыни были действительно белы как снег и, должно быть, сохранили еще аромат цветов, а маленький Шмель, лизнув на прощанье своему хозяину руку, улегся у него в ногах, и путешественник наш тут же заснул сладким сном.

ГЛАВА 25

На хищника вперед смелее, бритты!

Пусть ваша страсть нещадно поразит

Овечьих стад губителя ночного,

И пусть в его убежищах скалистых,

На кручах рог охоты протрубит!

Томсон. «Времена года»

На другой день Браун поднялся рано и вышел посмотреть хозяйство своего нового приятеля. Вокруг дома все выглядело запущенным и диким.

У сада был жалкий вид: никто даже и не старался осушить или возделать землю, нигде не было и намека на ту чистоту, которая всегда так радует глаз на английской ферме. Но совершенно очевидно было, что все это происходит от одной только грубости и невежества, а никак не от бедности, которой так часто сопутствует грязь. На ферме был коровник, и в нем немало хороших дойных коров, загон с десятком породистых быков, конюшня с двумя упряжками лошадей; работники трудились усердно и производили впечатление людей, довольных своей участью.