Гаяна

А мне обидно и стыдно за «пухленькую милашку», я злюсь, про себя посылаю профессора ко всем чертям и ищу другую мысль, точную, мужественную. Но вокруг меня пляшут только «с ямочками на щеках».

- Нет! - гремит Александр Иванович. - Мы будем искать Северный полюс.

- Полюс?! - Тут я привстаю и возмущенно хлопаю ладонью по столу. - В Тихом океане?

- Почему бы и нет? - прищуривается Егорин.

- Ну, знаете ли…

- Я-то знаю, а вы - нет и еще возмущаетесь. Садитесь! И профессор немедленно принялся кромсать мое невежество со страстью человека, влюбленного в свою науку и жаждущего, чтобы эту страсть разделили остальные, чтобы все встреченные им на пути становились только геологами, и никем больше.

- Один мой коллега сравнил Землю с яйцом страуса, сваренным всмятку… - продолжал он, рисуя изогнутыми ладонями в воздухе модель земного шара. - Это - прекрасное сравнение, помогающее понять, отчего ось Земли колеблется в пространстве.

Я смотрел на его выразительные руки и почти явственно видел, как модель нашей планеты, быстро вращаясь, наклоняется то в одну сторону, то в другую.

- Надеюсь, теперь вам понятно, что Северный и Южный полюсы очень неспокойны. Отклонения от нынешних полюсов в прошлом были так значительны, что, как я полагаю, Северный полюс в интересующую меня эпоху находился где-то возле теперешнего Пито-Као.

- Но если это и так, - мстительно говорю я, - то на кой черт… Простите, профессор, что нам в этом теперь, кроме, разумеется, удовлетворения любопытства? Дадите своей «милашке» конфетку, и все?

- Конфетку?! - чуть не взорвался ученый. - Но ведь ось вращения Земли изменяла свой наклон, а Солнце в основном находилось на одном и том же месте и освещало земную поверхность то так, то эдак. - Его руки показали, как это происходило.

- Допустим…

- Так вот и климатические пояса на Земле в различные времена находились не там, где сегодня, и зависели от положения полюсов и экватора.

- Дались вам эти полюса да пояса! - воскликнул я, снова заражаясь темпераментом Егорина.

- В том-то и беда, что даются они очень неохотно, мой друг. Если мы будем знать расположение климатических поясов во все геологические эпохи, то мы вернее сумеем предсказывать, где сейчас можно встретить в земле уголь или нефть и на какой глубине.

- Вот оно что! - протянул я. - Извините, профессор, я не сразу понял эту идею.

- Скажите лучше, что мне не сразу удалось… - смеясь ответил Егорин, ощупывая пальцами воздух в поисках нужного слова.

- … вбить в меня эту истину, - помог я. - Благодарю вас. Итак, есть ли смысл искать Северный полюс даже в Тихом океане?

- Есть!

- То-то. Не забывайте, что наша экспедиция комплексная. Весьма заманчиво определить также возраст Тихого океана, уточнить рельеф и геологическую структуру его дна. Уловить подводные течения. Решить некоторые вопросы палеомагнетизма.

- Неужели все это еще не сделано?

- Увы. Моря и океаны - наименее исследованная часть нашей планеты. Плавать мы научились давно - тысячи лет назад, а вот нырять всерьез только учимся. До сих пор мы изучаем морские глубины с помощью неповоротливого, медлительного батискафа, а вы в своем аквалете откроете новую страницу в технике подводных исследований.

- Заманчиво!

- Теперь несколько слов о вашем оформлении и условиях работы. - Профессор снова вернулся к письменному столу. - А вы злюка… - весело щурясь, проговорил он. - Но я тоже.

2

В наш век людям легче общаться друг с другом, чем, скажем, пяток столетий назад, и каждый из нас имеет больше возможностей для встреч. Потому я нисколько не удивился, когда среди членов экипажа экспедиции, собравшихся в Москве, встретил старых знакомых.

Командиром корабля оказался не кто иной, как Петушок, знакомый и вам. Но теперь это был уже Петр Григорьевич Венев: он возмужал, посерьезнел. Я был назначен водителем аквалета и штурманом вертолета. Третий член экипажа - инженер Алексей Алексеевич Баскин. Он работал когда-то в аэропорту. Мы его звали ходячим техническим справочником.

Потирая широкой ладонью угловатый колючий подбородок, Алексей Алексеевич внимательно вслушивался, бывало, в работу «заболевшего» мотора, а через минуту-две складывал над головой руки крестом: выключай.

- В общем, братцы мои, дело ясное, - уверенно говорил он прокуренным басом. - Моторчик надо менять.

И всегда оказывался прав. Так и остался он в моей памяти непогрешимым по части техники.

Человек он высокий и физически сильный. Перед вылетом я избегал здороваться с ним за руку: кисть после его пожатия становится будто отвальцованная и не чувствует штурвала и рычагов газа.

Его доброе лицо обветренное и загорелое. Темно-карие глаза почти всегда смотрят чуть устало и прямо на собеседника.

В экипаже вертолета имелся еще одни здоровяк - бортрадист Филипп Петрович Петренко, бывший моряк торгового флота. Лет ему под сорок, а уравновешенность и немногословие делали его старше. Ходил он осторожно, вразвалочку, постоянно опасался, как бы чего не свалить, не сломать. Раз пять Филипп Петрович объехал вокруг света, многое повидал и испытал, но рассказывать не любил.