Гаяна

- Запомните, - вдруг жестко и твердо сказал Бергофф, - Паолу я не продам и за миллион! Поняли? В трубке раздался сухой щелчок.

- Не нравится мне финал нашей приятной беседы, мой мальчик, - вздохнул шеф. - Послушайся моего совета: получи деньги, и уезжай с Паолой на край света.

- Теперь я не уеду! - упрямо ответил Боб.

- О, господи, - развел руками шеф, - наступит ли время, когда женщины поймут, как они усложняют святую простоту деловых акций мужчин?..

3

Вскоре Боб и Паола купили себе дом в пригороде, прекрасную обстановку и голубой «шевроле» с лампами дневного света, телефоном, холодильником и кондиционером. Оставшиеся сорок тысяч долларов они положили в банк.

Паола вернулась в цирк. Она была прирожденной артисткой цирка, и Боб уступил: когда вы любите, то даже гвоздь гнется у вас под рукой, если она не хочет, чтобы вы забили его в стену.

Два месяца длилось их счастливое новоселье, и вот вчера вечером, перед началом представления…

- Мистер Хоутон, - весело сказала Мод, прерывая его воспоминания, - совещание у патрона закончилось, и вы можете войти к нему.

Боб поднялся, рассеянно кивнул ей, причесал растопыренными пальцами свою рыжую шевелюру и устало, чуть сутулясь, вошел в кабинет.

- Здравствуй, Боб! - шумно приветствовал его редактор. - Что привело тебя в такой неурочный час?

- Вторые сутки, шеф, как Паола исчезла! Сыщики никак не могут напасть на ее след…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ В Тихий океан за Северным полюсом… 1

Угловой дом на улице Энгельса. Вход в парадное. Третий этаж. Квартира номер четыре. Дверь обита темным дермантином. Белая дощечка с надписью: «А. И. Егорин».

На звонок вышел полный загорелый человек лет пятидесяти. Его круглый подбородок гладко выбрит, а под ним - другой.

- Аквапилот?! Прошу, - радушно произнес он и крепко пожал мою руку. - Егорин…

Профессор улыбается, и вокруг его веселых карих глаз возникает сеть морщинок.

- Проходите в кабинет.

Вдоль стен небольшого кабинета стоят трехстворчатые шкафы с книгами. Направо диван, слева от входа тумбочка с превосходно вылепленной скульптурой из пластилина - бюст женщины с тонкими чертами лица.

- Угощайтесь, - предложил Александр Иванович, ставя передо мной вазу с загоревшими в донских садах грушами. - Можете закурить, если очень хочется…

Слово «очень» я пропустил мимо ушей и поискал на письменном столе пепельницу. Чугунный чертик с длинным, изогнутым хвостом дерзко показал мне нос. Осердясь, я отодвинул его за груду книг. Как он попал из дымного ада на светлый стол ученого?

Александр Иванович подал чистую пепельницу. Закуриваю, пускаю длинную струю дыма в сторону открытой форточки, но порыв ветра весело мнет ее, разрывает в кудрявые клочья и, старательно перемешав, бросает их в профессора. Егорин рейсшиной захлопывает форточку.

- Дует! Курите, не стесняйтесь… Придется мне привыкать: мы ведь с вами теперь вместе чумаковать будем.

Я еще не знал тогда, что он - потомок запорожцев, в далекие времена поселившихся на Дону, что детство его прошло в небольшой казачьей станице, основанной его предками, что дед его занимался извозом, но и не зная этого, я с удовольствием услышал старинное слово «чумаковать» от солидного профессора.

- Вы думаете, я смогу принять участие в экспедиции?

- Уже принимаете.

- Значит, можно не сомневаться?

- Только в этом. Вообще же сомнение - мать утверждения. - Голова его чуть наклонена, будто он, разговаривая со мной, прислушивается еще к чему-то.

- А на чем мы отправимся в путь?

- Это деловой вопрос, - оживился Александр Иванович. - Вы первый спрашиваете у меня «на чем», а не «куда». На атомном вертолете «Илья Муромец».

- А! Знаю эту машину. Читал о ней и видел фотографии в журнале. А куда, в самом деле, мы отправимся?

- В Тихий океан, в район острова Пито-Као. Александр Иванович встал, прошелся по кабинету и устроился на диване с высокой спинкой. Морщинки у глаз его разгладились, взгляд стал воинственным и даже озорным. С этой минуты в беседе нашей исчезла некоторая медлительность, почти неизбежная при первом знакомстве.

- Геологов, - жестикулируя, рассказывал Александр Иванович, - интересует наша планета в целом, весь, как говорил Чкалов, шарик. И то, что есть на самом шарике, и то, что заключено в нем. Лично я с удовольствием извлек бы из этого шарика весь уголь и всю нефть, и он стал бы пористым, как губка.

- Ого, - не утерпел я. - Тут вы, наверное, хватили лишку.

- Лишку?! - возмутился Александр Иванович, замахав руками. - Да знаете ли вы, какая большая часть органического мира Земли миллионы лет превращалась в каменный уголь и нефть? Не знаете. И я не знаю! - с каким-то отчаянием закончил он.

Удивленно смотрю на своего взволнованного собеседника.

- Да, не знаю, а хочу знать, - упрямо повторяет он.

- Так мы полетим за углем и нефтью! - догадался я.

- Какая проницательность! - ехидно смеется Александр Иванович. - Какая мысль!.. Я вижу у нее наивные детские глаза, длиннющие ресницы и ямочки на щеках; она хватает все, что под руками, и обзывает бякой то, за чем надо тянуться. Этакая пухленькая милашка…