Гайдамаки

— Поднять бы всех посполитых [56]  да вместе по панам ударить. Чтобы по всему свету, чтобы до самого океан-моря ни единого пана не осталось. Страшной была бы эта война, зато последней. А такое будет когда-нибудь, — добавил дед Мусий.

— Чудит дед, — засмеялся кто-то из гайдамаков.

— Почему чудит? — вспыхнул старик. — Вот выгоним панов, и баста.

— Другие придут.

— И тех выгоним.

— Свои паны появятся, — не утихал тот же самый гайдук.

— Как же без попа?

— Плетешь ты дурное! — рассердился дед Мусий. Он взял в руки палку с намотанной на конец паклей, присел на корточки и со злостью стал толкать её в дуло. — Роман, приподними возле колеса, криво что-то она стоит, ямка там.

Некоторое время работали молча. Потом дед Мусий передал Роману палку, сел верхом на пушку.

— Максим, отчего ты оселедец себе не заведешь? — спросил он.

— Какая от него польза? Ума не прибавит. Был аргаталом и стригся так, зачем же теперь под кого-то подделываться? Ну, кончайте без меня.

Максим вытер руки и поднялся. Нужно было идти созывать на совет старшин. Сделал несколько шагов, как вдруг кто-то осторожно тронул его за локоть. Оглянулся. Перед ним стоял Роман.

— Максим… Не знал я. Никогда больше. Веришь?

Сурово поглядел Максим Роману в глаза. Словно в душу заглянул. И положил на плечо руку:

— Верю.

Проходя мимо обломанного куста жасмина, Зализняк остановился. Под кустом сидели двое голых до пояса гайдамаков. Один из них, седоусый, с резко выступающим вперед подбородком, мешал что-то в котелке длинной деревянной ложкой. Максим заглянул в миску с водой, что стояла в стороне, — в ней на дне лежало с десяток пуль.

Зализняк присел на корточки. Второй гайдамак выворачивал по одному на разостланную попону какие-то ящички, перебирал что-то руками. Максим взял с попоны несколько причудливых крючков, разложил на ладони.

— Что это? — спросил он седоусого.

Гайдамак налил в формочку свинца и, покрутив формочку в руке, ответил:

— Шифр, книги им печатаются. Свинец очень хороший. Этот человек печатником был когда-то, — кивнул он головой на другого гайдамака.

Зализняк пристально всматривался в буквы, разложенные на его шершавой ладони. Вот она, удивительная, таинственная грамота, которую ему так и не удалось узнать. А как хотелось! В этих причудливых закорючках прячется мудрость тысяч людей, мудрость, недоступная им, мужикам. Взять бы все книги, сесть с понимающим человеком, попрочитывать. Может, в них что и говорится про волю, про то, как её легче добыть? Только нет. Ведь книги те панами писаны, и о своей воле паны заботились. А всё же, как бы хорошо было иметь эти штуки, чтобы и гайдамаки могли напечатать книги про свою мужицкую волю, разослать воззвания ко всем людям. О земле написать. А им сейчас вместо того, чтобы печатать книги, приходится перетапливать эти буквы на пули. И то хорошо. Служил этот свинец панам, теперь пускай послужит казацкому делу.

Зализняк вздохнул, высыпал на попону буквы, поднялся. Гайдамаки удивленно переглянулись между собой и снова взялись за свое дело.

…Атаманы собрались в большой круглой зале комендантского дома. Перекидывались словами, попыхивали люльками. Под потолком плавали сизоватые облачка дыма. Даже Швачка не нюхал табак, а взял у кого-то люльку и неумело затянулся крепким дымом.

Убедившись, что собрались все, Зализняк поднялся. Напротив него в стене было вставлено круглое зеркало. Максим взглянул в него и, словно стесняясь, отступил в сторону.

— Друзья-атаманы, — сказал он, берясь руками за спинку кресла, — давайте думать, что будем дальше делать. У меня самого уже голова трещит от этих дум.

— Что там размышлять! — кинул Бурка. — У нас замок, укрепим его…

— Думаешь, долго в нем просидишь? — молвил Неживой, подбирая под кресло длинные ноги. — Не держаться, а гарнизон оставить. А самим в лес отойти.

Неживой выбил трубку прямо на пол и снова набил её.

— Для чего же тогда было всё зачинать? Выступать надо.

— Куда? Подальше от своей хаты? Уж если помирать, так возле своего жилья, — бросил сотник Шило.

Неживой поднялся в кресле и заговорил быстро, обращаясь по очереди ко всем атаманам:

— Войска у нас мало. Будем сидеть — как цыплят передушат. Зажгли огни, раздувать их следует. Пойдем на Корсунь, Богуслав, Канев. Люди к нам валом валят, ждут нас повсюду. Знаю, сами мы вряд ли доведем дело до конца. Нам русские помогут. Если мы попросимся, чтобы к левому берегу нас присоединили, нас должны будут присоединить. Разрознили паны людей. Разорвали на куски Украину: Гетманщина, Слобожанщина, Запорожье. «Польская Украина?» Какая она польская? Наша Украина, была и будет.

Неживой замолк. Все взоры обратились на Зализняка. Максим докуривал трубку. Выбив пепел о холодный камин, подошел к окну. По ветвистой черешне шумел теплый летний дождь. В зале было тихо, только огромные стенные часы неутомимо тикали в напряженной тишине.