Гайдар

Судья Лифанов пришел на диспут, но редактор Иванов неожиданно повернул разговор совсем в другую сторону: «Наши фельетонисты, - заявил Иванов, имея в виду его и другого сотрудника «Звезды», Михаила Черныша, - деклассированные элементы, они совершенно неспособны отразить настроения рабочих и правильно подойти к теме».

Присутствующие онемели. Многие знали: всего лишь полтора года назад он был уволен из армии по должности командира полка. Отец его был полковым комиссаром, а мать, секретарь уездкома партии, посланная Центральным комитетом на борьбу с басмачами, сгорела от туберкулеза. Что касается Черныша, то член партии Черныш еще недавно был мотовилихинским рабочим.

…После суда и диспута, когда он все же собрался с силами («Нужно было жить и исполнять свои обязанности»), Иванов забраковал подряд несколько фельетонов. До этого за год с лишним ему возвратили на доработку всего два или три. А теперь редактор начисто забраковал целых пять.

И когда на утренней «летучке» кто-то сказал, что пора снять запрет с фельетонов Гайдара, поскольку они не хуже, а иные лучше тех, что уже напечатаны, Иванов вспылил:

- Это не ваше дело. Когда мне нужно будет узнать ваше мнение, я вас спрошу… - И, помолчав, добавил: - Фельетоны я считаю очень слабыми, и я надеюсь, что, поголодав недельку, Гайдар принужден будет написать хороший фельетон…

Иванов выживал его из редакции. (В короткий срок редактор сумел разогнать почти весь коллектив, который складывался годами, коллектив, который создал газету.)

И он при первой же возможности из Перми уехал.

Он жил в Свердловске, работал в областной газете «Уральский рабочий», где сразу напечатал, без единой поправки, все пять отвергнутых Ивановым «слабых» фельетонов и много других, когда «Правда» поместила статью Е. Двинского (Дмитрия Ершова) «Преступление» Гайдара».

«Гайдар, популярнейший в округе фельетонист пермской «Звезды», присужден к семи дням лишения свободы, замененным общественным порицанием…

Для газетного работника общественное порицание не легче семидневного заключения в исправдоме. Но, к счастью осужденного, общественного порицания не получилось. Наоборот, общественное мнение восстало против приговора суда. Общественное мнение оказалось на стороне Гайдара. Рабочие ряда крупнейших заводов, рабселькоровское окружное совещание, областная газета «Уральский рабочий» высказались в защиту Гайдара…

Почему же произошло такое резкое расхождение между судом и общественным мнением?… Может быть, Гайдар возвел клевету и выдумку на пожаловавшегося суду следователя… Филатова, главного героя фельетона?…

Нет. Суд… признал, что «фельетон дал правильное освещение фактов»… И суд… все же признает «форму самого фельетона оскорбительной» и выносит автору общественное порицание…

Выходит, что фельетонную форму произведений надо изгнать из газет. Но под силу ли это сделать нарсуду 2-го участка города Перми?…

Может быть, нарсуд изменит меру пресечения? Может быть, вообще в согласии с общественным мнением суд найдет возможным пересмотреть свое, несомненно, ошибочное решение?…»

Обиженный следователь Филатов мог теперь с утра до ночи музицировать в кабаке «Восторг»: с государственной службы его уволили.

Судью Лифанова тоже.

И все же бой свой в Перми он проиграл: Иванов нанес удар «с тыла».

РАССКАЗЫ «СТАРОГО КРАСНОАРМЕЙЦА»

В Свердловске было хорошо. Большой, больше Перми, город. Новые люди. В «Уральский рабочий» сразу взяли на ставку. Можно было спокойно и вдумчиво работать: гонорар шел отдельно.

Он уверенно и крепко писал. Все, что писал, печатали. На газетных страницах у него было свое постоянное место: подвал на первой, реже на третьей полосе.

В «Уральском рабочем» с броской рекламой было опубликовано продолжение «Лбовщины» - повесть «Лесные братья» («Давыдовщина»).

Одним словом, здесь ему создали условия. Он оттаял немного душой, но… затосковал без друзей и вскоре перебрался в Москву.

Ради с ним не было. Она уехала к родителям в Архангельск. Оттуда в декабре двадцать шестого пришла телеграмма, что родился сын, «решила назвать татарским именем Темир». Счастлив был очень, а имя не понравилось. С ближайшего телеграфа отправил восторженный ответ слов на сто пятьдесят, а в конце - что не хочет «Темир», хочет «Тимур - Гайдар».

Он еще помнил свое путешествие по Востоку. Кроме того, в сочетании «Тимур - Гайдар» была приятная его уху звонкость.

…В Москве первое время мыкался где придется: немного жил у Талки, немного - у родных одной пермской знакомой, пока не снял себе комнату в пригороде, в Кунцеве.

В Москве жил и Шурка Плеско, который снова работал заместителем редактора, только теперь уже в газете «Красный воин» Московского военного округа. У Плесок появилась квартира. Галя с девочками наконец-то смогла уехать из Перми.

Шурка пригласил его к себе в газету. Там уже работал выпускающим Степа Милиции, вытребованный из Перми: Шурка не любил работать без друзей.