Гайдзин

– Я устал от серьезных разговоров о ками и о смерти. Со смертью мы и так встретимся, и очень скоро. Сэнсэй дал нам жизнь для сонно-дзёи. Из ничего – в ничто, но сегодня у нас есть еще один вечер, которым мы можем насладиться. Горячая ванна, саке, ужин, потом настоящая Повелительница Ночи, мягкая, сладкопахнущая, влажная… – Он тихо рассмеялся. – Нежный цветок, а не орхидея, с прекрасным носом и нормальными глазами. Пойдем…

Глава 4

Баркас с флагом королевского флота на корме выскользнул из вечернего полумрака и устремился к причалу Канагавы. В отличие от других причалов, которыми пестрел берег, этот был построен на редкость основательно, из дерева и камня, щит на высоких столбах горделиво возвещал на английском и японском: «Собственность ее величества британской дипломатической миссии в Канагаве. Посторонним вход воспрещен». Баркас был битком набит морскими пехотинцами; матросы ловко орудовали веслами. Тонкая багровая полоса еще окаймляла горизонт на западе. По морю гуляла крупная зыбь, луна красиво вставала в темном небе, свежий ветер разгонял облака.

На самом конце причала баркас поджидал один из гренадеров, охранявших миссию. Рядом с ним стоял круглолицый китаец в длинном глухом халате под горло, в руке он держал шест с масляным фонарем.

– Суши весла! – крикнул боцман.

Все весла были немедленно подняты, сидевший на носу матрос прыгнул на причал и закрепил носовой конец. За ним быстро, но без толкотни и шума, на причал выбрались морские пехотинцы, тут же построившиеся в оборонительный порядок с ружьями наготове, пока их сержант внимательно изучал местность. На корме сидел морской офицер. И Анжелика Ришо. Он помог ей сойти на берег.

– Добрый вечер, сэр, мэм, – сказал гренадер, отдавая честь офицеру. – Это вот Лун, он состоит при миссии помощником.

Лун во все глаза таращился на девушку.

– Доб’лая вечила, са’, васа за моя ходить сильна быстла лаз-лаз, хейа? Мисси моя ходить ладна.

Охваченная тревогой, Анжелика нервно посматривала кругом. Она была в капоре и голубом шелковом платье с турнюром, на плечи была наброшена шаль того же цвета, которая изумительно оттеняла ее бледность и светлые волосы.

– Мистер Струан, как он себя чувствует?

– Не знаю, мэм, мисс, – доброжелательно ответил солдат. – Док Бебкотт, он лучший в этих водах, так что с беднягой все будет в порядке, ежели будет на то воля Божья. Он прямо страсть как обрадуется, увидев вас, – всё тут про вас спрашивал. Мы-то вас раньше утра и не ждали.

– А мистер Тайрер?

– Здоровехонек, мисс, рана пустяковая. Нам бы пора трогаться.

– Далеко идти?

– Ай-йа, нет далекий чоп-чоп ладна, – раздраженно проговорил Лун. Он поднял шест с фонарем и выставил его в ночь, что-то озабоченно бормоча на кантонском.

«До чего наглый сукин сын», – подумал офицер. Он был высокого роста, лейтенант королевского флота, звали его Джон Марлоу. Он и Анжелика двинулись следом. Морские пехотинцы тотчас же развернулись, прикрывая их со всех сторон, дозорные вышли вперед.

– С вами все в порядке, мисс Анжелика? – спросил он.

– Да, благодарю вас. – Она плотнее закуталась в шаль, осторожно ступая в темноте. – Какой ужасный запах!

– Боюсь, это испражнения, которые здесь используют как удобрение, да еще отлив добавляет.

У Марлоу были песочного цвета волосы и серо-голубые глаза. В свои двадцать восемь лет он являлся капитаном двадцатиоднопушечного парового фрегата ее величества «Жемчужина». Правда, последнее время он исполнял обязанности флаг-адъютанта при адмирале Кеттерере, командовавшем военно-морскими силами Японии.

– Может быть, вам было бы удобнее в носилках?

– Благодарю вас, нет, все и так очень хорошо.

Лун шел чуть впереди по узким пустынным улочкам деревни, освещая им путь. Бо́льшая часть Канагавы лежала погруженная в глубокую тишину, хотя изредка они слышали шумный пьяный смех мужчин и женщин, доносившийся из-за высоких стен, в которых время от времени попадались маленькие дверцы с зарешеченными окошечками. На каждом шагу им встречалось множество разукрашенных вывесок на японском.

– Это постоялые дворы, гостиницы? – спросила она.

– Видимо, – осторожно ответил Марлоу.

Лун тихо хихикнул, услышав вопрос и ответ. По-английски он говорил совершенно свободно – язык он выучил в миссионерской школе. Однако, следуя приказу, тщательно скрывал это, всегда говорил только на пиджин, притворялся глупым и в итоге знал много секретов, которые имели огромную ценность и для него, и для руководителей его тонга, и для их общего вождя, светлейшего Чэня, Гордона Чэня, компрадора компании Струана. Компрадор, обычно им был высокородный евразиец, являлся незаменимым посредником между европейскими и китайскими торговцами, он свободно говорил на английском и нескольких китайских диалектах, и к его рукам прилипало по меньшей мере десять процентов от каждой сделки.