Гайдзин

На листе остались три коротких, плавных вертикальных строки иероглифов, сильных там, где они должны быть сильными, и мягких там, где мягкость подчеркнула бы графический образ, который они создавали, — второго шанса подрисовать, изменить или исправить даже малейший изъян не оставалось никогда: текстура рисовой бумаги была такова, что она тут же вбирала в себя тушь и та становилась её неотъемлемой частью, меняясь в цвете от черного до серого в зависимости от того, как использовалась кисть и сколько в туши содержалось воды.

С холодным вниманием он рассмотрел своё творение, расположение стихотворения и всей картины, которую образовывали оттенки черной каллиграфии на всем пространстве белого листа, форму и влажную матовую четкость его иероглифов.

«Получилось хорошо, — подумал он безо всякого тщеславия. — Пока я не могу достичь большего — это почти предел моих способностей, если не сам предел. Что можно сказать о смысле стихотворения? Как его следует читать? А-а, это самый важный вопрос, вот почему оно настолько хорошо. Но достигну ли я с его помощью того, чего хочу?»

К двери приблизился силуэт, почти неслышно. Не раздумывая, он потянулся правой рукой к длинному мечу, лежавшему рядом, хотя и был уверен, что узнал её. Фигура опустилась на колени. Тихий стук.

— Да?

Она с улыбкой отодвинула дверь в сторону и поклонилась, ожидая.

— Пожалуйста, входи, Койко, — сказал он, в восторге от этого неожиданного визита, который вмиг прогнал из его головы всех демонов.

Она подчинилась, закрыла дверь за собой и подбежала к нему, шурша своим длинным, с пестрым узором, кимоно, снова опустилась на колени и прижалась щекой к его руке, тут же заметив стихотворение на листе бумаги.

— Добрый вечер, господин.

Он рассмеялся и нежно обнял её на мгновение.

— Чему я обязан этим удовольствием?

— Я соскучилась по вам, — ответила она просто. — Можно мне посмотреть на ваше стихотворение?

— Разумеется.

Пока она изучала его произведение, он изучал её — источник удовольствия для него, не иссякший за те тридцать четыре дня, что она провела в стенах замка. Удивительные одежды. Чистая кожа, белая, как яичная скорлупа, сияющие волосы цвета воронова крыла, падавшие до самой талии, когда она распускала прическу, изящный нос, зубы белые, как у него, а не вычерненные по моде двора.

Койко исполнился двадцать один год, и она была таю. Это слово означало наивысший ранг, какого могла достичь гейша в Ивовом Мире.

Услышав перешептывания о ней, возбудившие в нем любопытство, Ёси несколько месяцев назад послал за ней, её общество понравилась ему, и тогда, два месяца назад, он приказал её маме-сан подготовить предложение на её услуги. Как предписывал обычай, это предложение было отправлено на рассмотрение его жене. Жена написала ему из его родового замка Зуб Дракона:

Любимый муж мой, сегодня я заключила удовлетворительное соглашение с мамой-сан таю Койко из дома Глицинии. Господин, мы посчитали, что будет лучше оставить её для вас полностью, нежели получить первоочередное право на её услуги, это будет и безопаснее для вас, поскольку вы окружены врагами. Контракт возобновляется ежемесячно по вашему желанию, и оплата производится по истечении каждого месяца, это будет поддерживать её услуги всегда на самом высоком уровне, какого только вы и вправе ожидать.

Ваша наложница и я довольны, что вы решили приобрести себе игрушку; мы были и постоянно остаемся в тревоге за ваше здоровье и безопасность. Позвольте мне поздравить вас с прекрасным выбором, ходят слухи, что Койко обладает действительно редкими достоинствами.

Ваши сыновья здоровы и счастливы, как и ваша дочь и я сама. Мы шлем вам нашу нескончаемую преданность и томимся в ожидании возможности увидеть вас. Пожалуйста, держите меня в курсе всех ваших решений, ибо я должна отдавать распоряжения нашему казначею, чтобы он откладывал средства...