Гайдзин

— Я почти ничего не помню. — Ори открыл свой веер и взмахами его прогнал комара от лица. — Мама-сан Норико рассказала мне, что Сумомо возникла, как дух из леса, со мной на носилках и не рассказала ей почти ничего, кроме того, что врач гайдзинов разрезал рану, а потом снова её зашил. Она заплатила половину долгов Сёрина и уговорила её спрятать меня. Все время, пока она ждала вестей из Эдо, Сумомо почти не разговаривала, только расспросила про Сёрина, про то, что с ним случилось. Когда вернулся посыльный с твоим ответом, она тут же отправилась в Симоносеки. Единственная новость, которую она мне рассказала, была та, что Сацума готовится к войне и что ваши батареи в Тёсю опять обстреляли корабли гайдзинов в проливе, заставив их повернуть.

— Хорошо. Ты все поведал ей о Сёрине?

— Да. Она серьезно расспрашивала меня, а потом, когда я закончил свой рассказ, сказала, что будет отомщена.

— Она оставила какую-нибудь записку или письмо у мамы-сан? Ори пожал плечами.

— Мне она ничего не оставляла.

Возможно, у Норико есть что-нибудь, подумал Хирага. Ладно, это может подождать.

— Она выглядела хорошо?

— Да. Я обязан ей жизнью.

— Да. Настанет день, когда она захочет получить с тебя этот долг.

— Возвращая долг ей, я возвращаю долг тебе и почитаю сонно-дзёи.

Некоторое время они сидели в молчании, гадая, о чем сейчас думает другой, думает по-настоящему. Вдруг Хирага улыбнулся.

— Сегодня в Поселении был шумный праздник, много этой их ужасной музыки и большая пьянка — такой у них обычай, когда мужчина соглашается жениться. — Он одним глотком опорожнил свою чашку. — Хорошее у них здесь саке. Один из торговцев — тот самый гайдзин, которого ты ранил на Токайдо, — собирается жениться на этой женщине.

Ори, огорошенный, посмотрел на него.

— На женщине с крестом? Она здесь?

— Я видел её сегодня вечером.

— Вот как, — пробормотал Ори, словно разговаривая сам с собой, потом допил своё саке и налил им обоим. Немного вина незамеченным пролилось на поднос. — Она выходит замуж? Когда?

Хирага пожал плечами.

— Не знаю. Я видел их сегодня вместе, он ходит, помогая себе двумя палками, как калека, — твой удар сильно ранил его, Ори.

— Хорошо. А... а женщина, как она выглядела?

Хирага рассмеялся.

— Невообразимо, Ори, более нелепого наряда не придумать. — Он описал её кринолин. И прическу. Потом встал и изобразил её походку. Вскоре оба мужчины едва не покатывались на татами от хохота.

— ...груди торчат вот по сю пору, голые! Как раз перед тем как прийти сюда, я заглянул в окно. Мужчины открыто обнимали её , она и мужчина обнимали друг друга, кружась в каком-то подобии танца прямо перед всеми, под ужасный рев этих их инструментов — как можно называть это музыкой?! — подбрасывая юбки так, что нога открывалась до половины, и эти кружевные белые штаны до самых щиколоток. Я бы ни за что не поверил, если бы не увидел своими глазами, но она переходила от мужчины к мужчине, как дешевая блудница, которая отдается за один сэн, и они все хором подбадривали её. А этот дурень, который собирается жениться на ней, он просто сидел в кресле и улыбался во весь рот, ты только вообрази себе! — Он начал наливать, но бутылочка оказалась пуста. — Саке!

Дверь тотчас же скользнула в сторону, прислужница, не поднимаясь с колен, приблизилась с двумя новыми бутылочками, наполнила их чашки и так же удалилась. Он рыгнул, саке начинало действовать на него.

— Они вели себя как звери. Без своих пушек и кораблей они не достойны даже презрения.

Ори выглянул в окно, устремив взгляд к морю.

— Что такое? — Хирага вдруг насторожился. — Опасность?

— Нет, нет, ничего.

Хирага беспокойно нахмурился, вспомнив, как чутко Ори улавливал все, что происходило снаружи.

— Мечи у тебя здесь есть?

— Да, Райко стережет их для меня.

— Я ненавижу, когда мои мечи не заткнуты у меня за пояс. — Да.

Какое-то время они пили в молчании, потом им принесли пищу, маленькие тарелочки с вареной рыбой, рисом, суши и сасими и португальское блюдо под названием «темпура» — рыба и овощи, обвалянные в рисовой муке и обжаренные в масле. До того как португальцы появились здесь примерно в 1550 году, первые европейцы у их берегов, японцы не знали техники жарения.

Насытившись, они послали за Райко, похвалили угощение, отказались от услуг Фудзико, после чего мама-сан поклонилась и оставила их.

— Ты можешь идти, Фудзико. Завтра я буду здесь вскоре после заката.

— Да, Хирага-сан. — Фудзико очень низко поклонилась, довольная, что её отпускают без дальнейшей работы, поскольку Райко уже сказала ей, что оба вечера были щедро оплачены. — Благодарю вас за то, что вы оказали мне честь, выбрав меня.

— Разумеется, ничего из того, что ты слышишь или видишь, никогда не будет упомянуто этому Тайре, или другому гайдзину, или вообще кому-нибудь.

Она вскинула голову, пораженная.

— Разумеется, нет, Хирага-сама. — Когда она увидела его глаза, сердце её глухо стукнуло. — Разумеется, нет, — повторила она чуть слышно, коснулась лбом татами и, глубоко напуганная, оставила их.

— Ори, мы рискуем, когда разговариваем при этой женщине.