Все добродушие Струана как рукой сняло. Сквозь опиумный туман до его сознания дошло, что он противостоит злу и его враг сейчас находится перед ним.
– Нет, чего не скажешь о ваших манерах.
– Манеры – не наша сильная масть, парень. – Норберт рассмеялся. – Да, мы не пострадали, дружок. Даже наоборот, наше новое рудное предприятие делает нас «Благородным Домом» в Японии, а к Рождеству и Гонконг будет нашим. Так что топай-ка ты домой, Малкольм.
– Меня зовут Струан, – произнес он, видя себя высоким, сильным и всемогущим, не замечая никого вокруг и того, что Джейми и Бабкотт пытались вмешаться. – Струан!
– А мне нравится юный Малкольм, юный Малкольм.
– В следующий раз, когда вы назовете меня так, я назову вас не знающим своей матери ублюдком и снесу вам башку не дожидаясь ваших секундантов, клянусь Богом.
После этих слов вокруг них выросла стена глухого молчания, заключив их в себе, как в колодце. Потрескивание пламени и мягкий дразнящий шелест ветра только подчеркивали его бездонную глубину. Новость о вызове, брошенном за обедом, разнеслась по Поселению за считанные минуты, и все ждали, каков будет следующий ход в этой игре, годами исподволь назревавший с тех самых пор, как дед Малкольма, Дирк Струан, погиб, так и не выполнив своей клятвы: убить Тайлера Брока.
Мозг Норберта Грейфорта напряженно работал. Снова он взвесил свое будущее и свое положение в компании Брока, тщательно продумывая следующий шаг – ставки были огромны. Платили ему хорошо, пока он слушался приказов. Последнее письмо Тайлера Брока открыло двери в рай, без обиняков предлагая ему «загнать Малкольма Струана на самый край, покуда он больной, раненый и не под защитой этой чертовой кошки, моей дочери, да проклянет ее Господь на веки вечные! Тебя ждут пять тысяч гиней в год на срок десять лет, ежели этот юнец будет раздавлен в лепешку, покуда он в этих Япониях, можешь идти на любые меры, какие захочешь».
Через шесть дней Норберту исполнялся тридцать один год. К сорока, обычный возраст для выхода на пенсию, средний китайский торговец уже считался стариком. Десять лет по пять тысяч в год составляли поистине княжескую сумму, которой хватит и ему и всем его поколениям, хватит на то, чтобы купить себе место в парламенте, стать дворянином, эсквайром, имеющим собственное поместье, жениться на молодой леди, которая принесет в приданое хороший кусок доброй земли в Сюррее.
Сделать выбор было нетрудно. Он приблизил свое лицо к лицу Струана и с удовольствием увидел боль под натянутой кожей – одного роста с ним теперь, когда Струан горбился, опираясь на трости.
– Слушай, юный Малкольм, ты плеснул мне бренди в лицо на обед, так можешь поцеловать мою задницу на ужин.
– Вы-сэр-не-помнящий-своей-матери-ублюдок!
Его противник рассмеялся жестоким издевательским смехом.
– Ты еще больший ублюдок, не знающий своей матери, если разобраться, ты…
Бабкотт вклинился между ними, рядом с его огромной фигурой они стали казаться карликами.
– Прекратите это, вы оба, – сердито приказал он, – оба, слышите! Это общественное место, а подобные ссоры должно улаживать наедине, как то приличествует джентльменам.
– Какой он, к черту, джен…
– Наедине, как джентльмены, Малкольм, – повысил голос Бабкотт. – Норберт, чего вы добиваетесь?
– Я дуэли не выбирал, но если этот ублюдок хочет именно этого, так тому и быть! Сегодня, завтра, чем скорее, тем лучше.
– Не сегодня, не завтра и не в какой другой день, дуэли запрещены законом, а я буду у вас в конторе в одиннадцать. – Бабкотт посмотрел на Струана, понимая, что никто здесь не в состоянии помешать им драться, если таково будет их обоюдное желание. Он увидел расширенные зрачки, и это одновременно опечалило и взбесило его. И он, и Хоуг уже давно определили у него пристрастие к наркотику, но что бы они ни делали, что бы ни говорили, он оставался глух к их увещеваниям, не дали результата и попытки помешать ему доставать лекарство. – С вами я увижусь в полдень, Малкольм. Тем временем, оставаясь пока что старшим британским чиновником в Иокогаме, я приказываю вам обоим не общаться друг с другом и не нападать друг на друга, частным ли образом или на людях…
Ладно, черт с ним, с этим Бабкоттом, думал теперь Струан, чувствуя себя еще более уверенно; бренди чудесно смешивалось с опиатом. Завтра или на следующий день ты пошлешь Джейми, нет, пошлешь Дмитрия к Норберту – не Джейми, ему больше нельзя доверять. Мы встретимся возле скакового круга, и «Благородный Дом» устроит Норберту благородные похороны и проклятому Броку тоже, если он сюда когда-нибудь заявится, клянусь Богом! Они, видно, оба забыли, что ты был первым стрелком из револьвера во всем Итоне и дрался на дуэли с тем мерзавцем Перси Квиллом за то, что он назвал тебя китайцем. И убил его, за что и был выслан, хотя историю замяли – это обошлось отцу в несколько тысяч гиней. Норберт получит все, что ему причитается…