Гайдзин

— Позвольте заверить вас, мэм, это будет цена, которую вы заплатите с радостью, клянусь честью и даю вам слово джентльмена.

Она посмотрела на него.

— Позвольте и мне заверить вас, мистер Горнт, со своей стороны, если вы поведете со мной игру, двойную или тройную, я позабочусь о том, чтобы вы стали крайне несчастным человеком, кроме того, что вы окажетесь персоной нон грата в Азии и во всей империи — клянусь честью и даю вам слово тайпэна «Благородного Дома»…

Горнт похолодел, вспомнив, как слова Тесс тогда окружили его со всех сторон, как стена, ту гордость, с которой она произнесла «тайпэн „Благородного Дома“», даже когда добавила «пусть этот титул для меня и временный». В тот же миг он вдруг осознал, что сейчас эта женщина действительно была тайпэном, понял, что, к кому бы ни перешел вскоре этот титул, этот человек не получит вместе с ним и власть. Понял — и страх поразил его, как удар кинжала, — что ему ещё долго придется иметь с нею дело, что, уничтожая «Брока и Сыновей», он, возможно, создал чудовище себе на погибель.

Боже милосердный, она может разнести меня в клочья, стоит ей только захотеть! Как мне сделать её союзницей, сохранить её как союзницу? Она должна быть на моей стороне, чего бы это ни стоило.

Смех Дмитрия и Марлоу вернул его назад. Его мир снова обрел равновесие. Горящие свечи, обеденный стол, прекрасное серебро, прекрасные друзья. Он в полной безопасности в Иокогаме, печать уже убрана из сейфа и надежно спрятана, уже написано письмо, нужная дата и печать поставлены, оно подкрепляет недостаточно веские улики против ключевого члена Совета директоров; другое письмо косвенно указывает на участие в преступном сговоре его председателя. Без них весь Совет упадет на колени, как развалившийся карточный домик, так должно случиться, они не устоят перед своим единственным шансом поквитаться с Тайлером и Морганом Броками. И не нужно бояться Тесс Струан. Она в моей власти не меньше, чем мое будущее — в её.

Мне есть чем быть довольным. Вот я, мне двадцать семь, голова Моргана почти что в корзине, я тайпэн будущей компании «Ротвелл-Горнт», сижу во главе великолепного стола, слуги ждут моих приказаний. И она здесь, прекрасная, в скором будущем богатая, и любит меня, как бы она ни старалась скрыть это, моя будущая невеста при любом исходе — ребенок Малкольма только повысит цену для Тесс, смелую, но приемлемую цену, которую она с радостью заплатит!

«Здоровья, и на долгие годы», — молча произнес он тост, поднимая бокал за Анжелику, за себя, за них обоих, уверенный, что его будущее безгранично.

Для гостей его тайный тост прошел незамеченным, они были слишком увлечены беседой, стараясь завоевать её внимание. Он спокойно наблюдал за ними. Большей частью же он смотрел на неё. Затем легонько ударил по столу.

— Анжелика, джентльмены, минуту внимания, пожалуйста. У нас есть индийский пряный суп, густой и острый, запеченная рыба с луком, оливки и охлажденное белое вино «Крю Водезир», шербет и шампанское, затем ростбиф с картофелем и красным вином «Сент-Эмильон» — шеф-повар «отыскал» прекрасный кусок струановской говядины… не волнуйтесь, мэм, — заметил он со смешком, — кусок был куплен, не украден. Затем пирог с курицей и под конец сюрприз, последний из всех сюрпризов.

— И что это будет? — поинтересовался Марлоу.

— Подождите, сами увидите. — Он посмотрел на Анжелику.

Она улыбнулась своей загадочной улыбкой, которая так волновала его, как улыбка Моны Лизы, которую он видел в Лувре во время одной из поездок в Париж — увидел и запомнил навсегда.

— Я думаю, мы должны довериться нашему хозяину, капитан, — тихо сказала она. — Вы не согласны?

55

Воскресенье, 11 января

Ночью Анжелика проснулась в холодном поту: она вернулась в прошлое, во французскую миссию, маленькие бутылочки мамы-сан стояли на столике у кровати, одна уже пустая, другая наготове, чтобы откупорить и выпить, как только начнутся спазмы.

Она обнаружила, что лежит в теплой постели в своей спальне, угли в камине ещё теплятся, ночная лампа отбрасывает густые тени, и ужас оставил её, колотящееся сердце успокоилось, и она стала ждать первых признаков. Ничего. Никаких спазмов или боли в животе. Минуты ожидания. По-прежнему ничего. Слава богу, подумала она, мне, должно быть, приснилось, что они начались. Она обмякла на пуховой перине, глядя на огонь, ещё не вполне проснувшаяся, на углях рисовались мирные картины, вот радостный вид парижских крыш на закате дня, перетекающий в летний пейзаж с домиком в Провансе, о котором она мечтала, её крошка-сын мирно спит у неё на руках. «Иисус, Мария, пожалуйста, сделайте так, чтобы ничего не началось. Пожалуйста».

На пороге сна её живот вдруг сжался от боли.

Ещё один спазм, отличный по характеру от первого. Потом ещё один. Сна как не бывало. Она опасливо потерла ладонями живот и лоно, но боль не проходила, и теперь она была уверена, что это та самая, хорошо знакомая ей, тянущая боль с легким ощущением, будто её раздувает изнутри.