Читаем Гайнинские рассказы полностью

Гайнинские рассказы

Гайны – деревня в Ачитском городском округе Свердловской области. Управляется Заринским сельским советом. Гайны расположены преимущественно на правом берегу реки Бисерти, в одиннадцати километрах на юго-восток от поселка городского типа Ачита.Конец 80-х годов. Колхозы и совхозы активно работают, а доярки и скотники получают достойное вознаграждение за свой труд. По воспоминаниям мамы, она за половину дня в коровнике и телятнике зарабатывала двести рублей, а ее сестра в военкомате – шестьдесят. Поэтому деревенские люди трудились охотно и старательно: в декретном отпуске не засиживались.Мне всего четыре, сестренка младше на полтора года, мы одни в закрытом доме – родители ушли в колхоз. Такое утро всегда было безрадостным. Мы просыпались, одевались, выходили на веранду, садились на крыльцо перед запертой входной дверью и начинали плакать. Долго мы звали маму и папу, а когда уставали, заходили в дом и начинали чудить.

Ирина Габба

Биографии и Мемуары / Проза / Юмор / Современная проза / Прочий юмор18+

Ирина Габба

Гайнинские рассказы

Крапивные джунгли

На столе для нас всегда стояло что-то съестное, например, большой кекс с изюмом и два стакана молока. Утренняя смена родителей в колхозе длилась недолго, поэтому такого перекуса было достаточно. Мы садились прямо на стол, быстро выпивали молоко и принимались за выпечку, старательно выковыривая из нее изюм. Делали мы это аккуратно, но, как оказывалось потом, крошки были по всему дому.

Возиться с кексом нам всегда помогал кот, который не любил изюм, но охотно лакомился хлебными остатками. Он был очень терпелив, особенно, когда нам вдруг приходило в голову одеть на его шею мамины бусы, чтобы вознаградить за компанию. Тигровой окраски, кот убегал через специально сделанную для него дырку в погреб и возвращался уже без украшения. Не все бусы потом мама находила под полом – из погреба кот мог легко выбежать на улицу. Мы тоже хотели оказаться там и часто подолгу смотрели то в одно окно, то в другое. Лето и солнышко манили нас, но замок, висящий на двери, всегда напоминал, что нужно дождаться родителей.

В один из дней, когда молоко было выпито, батон с маком растерзан, а кот украшен бусами, мы как обычно смотрели на улицу. Желание выбраться было настолько сильным, что мне неожиданно пришла идея – сделать это через окно. Я спросила у сестренки:

– А ты не побоишься?

– Неа, – ответила мне Регина, не вполне понимая, что ее ожидает.

– Тогда давай откроем окно и посмотрим, высоко или нет, – предложила я ей и начала искать шпингалет на раме.

Но его не оказалось, что удивило и расстроило нас – неужели мы так и не сможем выбраться на улицу. Окон было шесть. Пришлось спуститься и подняться ко второму, которое тоже оказалось глухим. На счастье, третье окно все же было закрыто щеколдой, которую мы, хоть и не с первого раза, но все же открыли. Помню свежий воздух и ветерок, которые тут же ворвались в дом, и наш детский и искренний восторг. Сев на подоконник, мы выглянули на улицу и посмотрели вниз – было совершенно непонятно, на каком расстоянии находится земля, потому что она от стены дома до забора была усеяна крапивой. Заросли колючего растения были густыми и непроглядными. И первые несколько минут мы удивлялись тому, насколько же крапивы много.

Регина расстроилась и погрустнела. В силу возраста гениальные идеи тогда посещали только мою голову, и этот момент не стал исключением:

– Давай наденем штаны и кофты, чтобы, когда спрыгнем, не ужалиться, – предложила я сестренке.

– Давай, – она охотно согласилась и, спустившись с подоконника, побежала рыскать в вещах.

– Только толстое надо, толстое, – переживая, советовала я Регине.

К переодеванию мы подошли скрупулезно: нашли зимнюю одежду, тщательно заправили штаны в носки и даже натянули перчатки. За лицо не переживали, считая, что сможем аккуратно раздвинуть крапиву руками и потихоньку выбраться. В полной экипировке мы снова забрались на подоконник, и мне, как старшей, выпала великая честь выпрыгнуть из окна первой, что я и сделала без доли страха и сомнения. Но, точно и безболезненно приземлившись на ноги и оказавшись под окном, я вдруг увидела, что крапива намного выше меня. Даже встав на носочки, я не смогла достать вытянутой рукой до ее верхних листочков.

– Ого, какая она высокая! – удивилась сестренка. – Я боюсь спрыгивать.

– Не бойся, она же не кусается, мы же одетые, – поддержала я Регину, потому что совсем не хотела стоять к густой крапиве одна.

Сестренка спрыгнула не сразу, долго собираясь с духом. Несколько раз мне даже пришлось продемонстрировать ей, что крапива не жалит через перчатки, кофту и штаны. Казалось, что на уговоры у меня ушла куча времени. Убедившись, что за окном безопасно, Регина все же решилась на прыжок. Я протянула к ней руки, наивно полагая, что смогу поймать. Но траектория ее непродолжительного полета, в силу малого возраста и отсутствия навигационных навыков, не была ориентирована на мои руки, поэтому Регина просто упала на меня, сбив с ног. Сидя на земле, мы неожиданно услышали мяуканье Тигрика – он стоял на подоконнике и смотрел на нас своими зелеными глазами. Наверняка кот понимал, что не уследил за детворой и ему попадет от наших родителей за такую халатность – отец его недолюбливал. Мы быстро встали и начали звать его к нам – не стоять же нам там вдвоем. Он, недолго потоптавшись, тоже спрыгнул, но взять его в руки нам не удалось – Тигрик быстро скрылся в крапивных джунглях, махнув на прощание хвостом.

– А куда он пошел? – удивилась Регина, вопросительно поглядывая в сторону его исчезновения.

– Не знаю, – ответила я, присев на корточки.

– Тигрик! Тигрик! – начала звать кота Регина.

– Не зови, не придет он, – уверила я сестренку и, встав, огляделась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лев Толстой
Лев Толстой

Биография Льва Николаевича Толстого была задумана известным специалистом по зарубежной литературе, профессором А. М. Зверевым (1939–2003) много лет назад. Он воспринимал произведения Толстого и его философские воззрения во многом не так, как это было принято в советском литературоведении, — в каком-то смысле по-писательски более широко и полемически в сравнении с предшественниками-исследователя-ми творчества русского гения. А. М. Зверев не успел завершить свой труд. Биография Толстого дописана известным литературоведом В. А. Тунимановым (1937–2006), с которым А. М. Зверева связывала многолетняя творческая и личная дружба. Но и В. А. Туниманову, к сожалению, не суждено было дожить до ее выхода в свет. В этой книге читатель встретится с непривычным, нешаблонным представлением о феноменальной личности Толстого, оставленным нам в наследство двумя замечательными исследователями литературы.

Алексей Матвеевич Зверев , Владимир Артемович Туниманов

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих оригиналов и чудаков
100 великих оригиналов и чудаков

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Фёдоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Фёдор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!»В очередной книге серии «100 великих» главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым. Она будет интересна каждому, кто ценит необычных людей и нестандартное мышление.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Резерв высоты
Резерв высоты

Аннотация издательства: Автор, известный советский ас, маршал авиации, заслуженный военный летчик СССР, доктор военных наук, профессор. Его перу принадлежат несколько произведений: «Боем живет истребитель», «Служение Отчизне», «Резерв высоты», «Предел риска» и другие.В романе «Резерв высоты», главы из которого мы начинаем печатать, просматриваются три сюжетные линии. Единым замыслом связаны русский резидент Альберт, внедренный в логово потенциального врага еще в начале XX века и выполняющий со своими помощниками (ближайшим другом Аптекарем, офицером СС Эберлейном, советской разведчицей Ниной Фроловой) задания советской военной разведки; летчики Батайской авиационной школы, сражающиеся с гитлеровцами в опаленном небе войны; студентки Ростовского университета, добровольно ушедшие на фронт и вместе с летчиками участвовавшие в борьбе с врагом.В воздушных сражениях с немецкими летчиками и лабиринтах тайного фронта, в экстремальных ситуациях проявляются лучшие человеческие качества героев романа: мужество, стойкость, несгибаемая воля, взаимная выручка, высокая нравственность, беззаветная любовь к Родине. Произведение привлекает своей правдивостью и помогает читателю проникнуть в глубины русского характера. Во втором романе «Предел риска» автор продолжает повествование и заканчивает трилогию романом «Вектор напряженности».

Николай Михайлович Скоморохов

Биографии и Мемуары