Читаем Гайнинские рассказы полностью

– Это когда-нибудь закончится? – спросила как-то мама у отца.

– Даже не знаю, – растерянно ответил папа, поглядывая на двух хромающих дочерей.

– Я знаю, что нужно сделать, здесь помогут горчичники и только горчичники, – неожиданно сообразила мать и позвала нас, – девочки, быстро домой, будем греть спинки.

Мы тут же забежали, отвязали мячики и легли на кровать. Соскучившись по жгучим мешочкам, мы радостно ожидали, когда же мама намочит их и приложит. После этого мячики уже не исполняли роль пузырей. Зато папу ожидали мокрые бумажки, которыми мы облепляли его влажное после каждой бани тело. Импровизированные горчичники были повсюду – на ногах, на руках и даже на лбу.

Великолепная четверка

Бисерть – полноводная, широкая река с быстрым течением и непростым характером. Именно такой она казалась мне в мои неполные четыре с половиной года. От деревни ее отделяла высокая асфальтовая дорога. От ворот до шумной речки мы добирались за считанные секунды – нужно было выбежать со двора, подняться на дорогу и так же быстро спуститься. И чистая голубая вода уже ласкала наши детские босые ноги. Мы резвились в ней с середины мая до середины сентября. Даже наш Тигрик виртуозно плавал то ли по-кошачьи, то ли по-собачьи. Никто из родителей не следил за нами – в речке и ладно. Сильва и Ильвина – подружки примерно нашего же возраста – как и мы, все лето играли на берегу Бисерти. Их мама и папа тоже не беспокоились о дочках. Ну что со всеми нами может приключиться, когда Тигрик рядом?

Наша великолепная четверка и речка все лето были неразлучны. Проснувшись, мы завтракали и убегали купаться. К обеду, проголодавшись, мы возвращались домой, быстренько пили чай с хлебом и сметаной и снова бежали на речку. Чтобы не прерываться на еду, часто брали на берег хлеб, а еще соль, щавель, зеленый лук и чеснок. С такими съестными запасами мы забывали о доме. Тогда родители все же теряли нас и шли искать – двор, дорога и вот они мы, как на ладони. То в магазин играем, то в дочки-матери, то в рыбаков.

Четыре маленькие девочки с длинными густыми волосами в объятиях ласковой Бисерти – никто не заплетал нас, не расчесывал, не сушил локоны. Все делали сами, как могли. А могли мы не так уж и много. Волосы почти весь день висели мокрыми сосульками. И выходя в очередной раз из речки, мы просто выжимали их и бежали играть. Высыхать они не успевали, мы снова оказывались в воде. О том, что наша шевелюра переживает не лучшие времена от такого влажного графика, мы узнали случайно, дома у подружек. Как-то играя в парикмахерскую, я, в роли мастера, неожиданно обнаружила маленькие белые комочки в волосах Ильвины. Мне стало так интересно, что я решила собрать несколько и показать маме, но от волос они отделялись с трудом. Еле-еле достав несколько штучек, я побежала к взрослым, в зал. Тогда мы все были в гостях у тети Венеры – матери Сильвы и Ильвины.

Родители тут же всполошились – я нашла яйца вшей. Ими была усыпана не только голова Ильвины, но и головы всей нашей великолепной четверки. Были в шевелюрах и сами вши – большие и маленькие. Мы чесались, но даже не задавались вопросом, почему. Чешется и ладно. Делали мы это давно, как решила мама, потому что вырастили у себя целые семейства черненьких волосяных жителей.

– И что делать? – спросил папа, глядя на маму. – Брить будем?

– Будем брить? – задала она тот же вопрос тете Венере.

– Брить? – теперь тетя адресовала вопрос мужу – дяде Ильясу.

– Надо брить? – спросил он у моего отца.

Так круг замкнулся, а взрослые остались без ответа.

– А что значит брить? – спросила я как самая старшая.

– Это значит убрать все волосы, – как мог, объяснил мне папа.

– Все волосы? – удивилась я и тут же поняла, что это будет не красиво.

– Жалко ведь, – сказала мама, глядя на четверых девочек с длинными волосами.

– Ну тогда решайте сами, я просто предложил, – ответил папа, отдавая бразды правления женской половине компании.

Ей хватило пяти минут, чтобы придумать путь избавления от маленьких паразитов с помощью уксуса, воды и полиэтиленовых мешочков. Уксусная баня – так называлась процедура, которой мы тут же подверглись. Мама взяла целую бутыль яблочного уксуса, добавила в него столько же воды, смочила тряпочку и принялась обрабатывать раствором кожу моей головы, тихонько выжимая ткань и равномерно распределяя жидкость. Делала она это впервые, просто вспомнив, что кто-то, где-то, когда-то говорил что-то такое. Пропорции мама не помнила, но, чтобы не сжечь юные головы, додумалась разбавить уксус, и не ошиблась. После обработки тетя Венера надела на мою голову мешок и плотно обвязала его полотенцем. Вскоре такие же импровизированные тюрбаны были на всех нас. Сколько по времени нужно выдержать такую баню, мама тоже не помнила, поэтому было решено не снимать полотенца, пока не истопится баня, к которой направились папа и дядя. Все были вовлечены в процесс избавления от головных кровососов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лев Толстой
Лев Толстой

Биография Льва Николаевича Толстого была задумана известным специалистом по зарубежной литературе, профессором А. М. Зверевым (1939–2003) много лет назад. Он воспринимал произведения Толстого и его философские воззрения во многом не так, как это было принято в советском литературоведении, — в каком-то смысле по-писательски более широко и полемически в сравнении с предшественниками-исследователя-ми творчества русского гения. А. М. Зверев не успел завершить свой труд. Биография Толстого дописана известным литературоведом В. А. Тунимановым (1937–2006), с которым А. М. Зверева связывала многолетняя творческая и личная дружба. Но и В. А. Туниманову, к сожалению, не суждено было дожить до ее выхода в свет. В этой книге читатель встретится с непривычным, нешаблонным представлением о феноменальной личности Толстого, оставленным нам в наследство двумя замечательными исследователями литературы.

Алексей Матвеевич Зверев , Владимир Артемович Туниманов

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих оригиналов и чудаков
100 великих оригиналов и чудаков

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Фёдоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Фёдор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!»В очередной книге серии «100 великих» главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым. Она будет интересна каждому, кто ценит необычных людей и нестандартное мышление.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Резерв высоты
Резерв высоты

Аннотация издательства: Автор, известный советский ас, маршал авиации, заслуженный военный летчик СССР, доктор военных наук, профессор. Его перу принадлежат несколько произведений: «Боем живет истребитель», «Служение Отчизне», «Резерв высоты», «Предел риска» и другие.В романе «Резерв высоты», главы из которого мы начинаем печатать, просматриваются три сюжетные линии. Единым замыслом связаны русский резидент Альберт, внедренный в логово потенциального врага еще в начале XX века и выполняющий со своими помощниками (ближайшим другом Аптекарем, офицером СС Эберлейном, советской разведчицей Ниной Фроловой) задания советской военной разведки; летчики Батайской авиационной школы, сражающиеся с гитлеровцами в опаленном небе войны; студентки Ростовского университета, добровольно ушедшие на фронт и вместе с летчиками участвовавшие в борьбе с врагом.В воздушных сражениях с немецкими летчиками и лабиринтах тайного фронта, в экстремальных ситуациях проявляются лучшие человеческие качества героев романа: мужество, стойкость, несгибаемая воля, взаимная выручка, высокая нравственность, беззаветная любовь к Родине. Произведение привлекает своей правдивостью и помогает читателю проникнуть в глубины русского характера. Во втором романе «Предел риска» автор продолжает повествование и заканчивает трилогию романом «Вектор напряженности».

Николай Михайлович Скоморохов

Биографии и Мемуары