Пригнувшись, Глиссам подбежал к грот-мачте и взялся за ручку талевого барабана. Шренки сократили разрыв до какой-то сотни метров — казалось, три высоких паруса уже нависли над йолом. К изумлению Глиссама, Джемаз чуть ослабил паруса, предоставив противнику дополнительную фору. Теперь шренков можно было видеть во всей красе. Трое стояли на баке, напряженно вытянув шеи. Отвесные полуденные лучи розового солнца оттеняли костлявость мрачных, отталкивающих лиц. Глиссам снова испугался: Джемаз еще раз ослабил паруса, и теперь шренки стремительно приближались. Эльво открыл было рот, чтобы выкрикнуть протест, но отчаянно сжал зубы, отвернулся и промолчал.
Слева опускался склон глубокого оврага, примыкавшего к речной долине. Прямо впереди торчал холм, увенчанный плоской круглой шапкой базальта, окаймленной отвесными утесами. Иол раскачивался, его то и дело заносило в сторону. Сзади, подскакивая на огромных колесах, их настигала черная шхуна — Эльво уже слышал хриплые возгласы команды шренков. Склон становился все круче, йол опасно накренился. Перегнувшись через планшир, Эльво Глиссам вцепился в него обеими руками: за бортом земля головокружительно уходила вниз и обрывалась где-то далеко, над промытым рекой ущельем. Глиссам зажмурился, отшатнулся, схватился за мачту. Ветер, налетавший с открытых степей, заставлял карабкающийся набекрень йол сползать бочком вниз по склону.
«Долой парус!» — заорал Джемаз. Ошалевший Глиссам обернулся: над самой кормой, дико накренившись, задрала нос черная шхуна. Шренк в черных шароварах, хватаясь одной рукой за бушприт, другой раскручивал над головой абордажный крюк, чтобы забросить его на палубу и зацепить кабину. «Риф-тали!» — голос Джемаза звенел, как медная труба.
Онемевшими пальцами Эльво нашел ручку барабана: грот упал, собравшись в складки у нижней реи. Из открытой степи налетел порыв ветра — правые колеса йола оторвались от земли. В желудке Глиссама все перевернулось, он отчаянно вскарабкался к правому борту, подальше от обрыва. Тот же беспощадный порыв, столкнувшись с высокими парусами шхуны, изогнул ее мачты, сыгравшие роль непреодолимого рычага. Чувствуя, что судно опрокидывается, шренк за штурвалом резко переложил руль налево, но слева был овраг: сумасшедшими скачками, взлетая на ухабах и ударяясь о камни, сочлененная шхуна из трех фургонов бесконтрольно понеслась вниз. Длинные мачты дрожали и дергались из стороны в сторону, паруса то хлопали, то надувались. В одном из бешеных прыжков перекинулся бизань. Рулевой все еще хватался за колесо штурвала, вертевшееся, как веретено. Шхуна ударилась о скальный выступ, слетела с обрыва и рухнула в реку мачтами вниз.
«Риф-тали!» — продолжал кричать Джерд Джемаз. Эльво Глиссам налег на барабан и стянул парус в плотную гармошку. Джемаз включил вспомогательный двигатель. Медленно, осторожно йол обогнул холм по наклонной кромке над оврагом и выехал на равнину. Как прежде, Джемаз взял курс на северо-восток.
Иол катился по пустынному ковру лишайника, одна за другой тянулись минуты мирного вечера, и Эльво Глиссам уже начинал сомневаться в достоверности своих воспоминаний: за ними только что гнались шренки? Исподтишка он изучал выражение лиц Кургеча и Джемаза, но спутники его сохраняли полную непроницаемость — один загадочнее другого.
Солнце заходило в ясном небе. Путники убрали все паруса, заклинили колеса и стали устраиваться на ночлег посреди безбрежной сорайи.
Подкрепившись тушенкой из консервных банок, сухарями и пивом, захваченным на станции, все трое сидели на баке, опираясь спинами на стену кабины. Эльво не сдержался и обратился к Джемазу: «Вы заранее рассчитывали, что шхуна шренков сорвется в овраг?»
Джерд Джемаз кивнул: «Невелика мудрость. Они выбрали узкое, длинное судно с тремя высокими мачтами. Учитывая направление ветра, такая махина не могла удержаться на склоне — там, где проехали мы. Само собой, мне пришло в голову заманить их как можно дальше. А оттуда им оставалась одна дорога — в реку».
Эльво Глиссам нервно усмехнулся: «Что, если бы они не свалились в реку?»
Джемаз безразлично пожал плечами: «Мы отвязались бы от них каким-нибудь другим способом».
Глиссам снова усмехнулся и замолчал. Его раздражала самонадеянность Джемаза, внушавшая уверенность окружающим, но в то же время подвергавшая их неоправданному риску — ибо Джерд Джемаз, несомненно, верил, что способен преодолеть любые трудности. А он, Эльво Глиссам, не мог поверить в свою неуязвимость и поэтому чувствовал себя несправедливо обиженным. Эльво утешил уязвленное самолюбие мыслью о том, что по меньшей мере в одном отношении он превосходил Джемаза: он был способен к самоанализу, тогда как Джерд Джемаз, по всей видимости, никогда даже не пытался разобраться в своей душе.
Глиссам повернулся к Кургечу и задал вопрос, который он ни в коем случае не смог бы задать еще две недели тому назад: «Кто-нибудь еще за нами гонится?»
Старый ульдра смотрел в сгущающиеся сумерки: «В окрестностях угрозы нет. Темный туман обволакивает горизонт — далеко, очень далеко. Сегодня нам не о чем тревожиться».