Галактика обетованная

Когда Векшин одолжил деньги, булка стоила тринадцать копеек, а очень вкусная — восемнадцать. Значит, сейчас Векшин должен отдать пять тысяч рублей.

Интересно, понимает ли он это?

Хлеб дорогой, но все равно его не хватает.

Сегодня долго стоял в очереди в булочной и услышал много неизвестных мне пословиц и примет:

«Волк — пастухом, а свинья — огородником не бывают». Эта пословица прозвучала применительно к депутатам.

«Утоня (утопленник) — к стуже либо к ненастью».

Это было сказано, когда обсуждали, к чему бы показывали вчера по телевизору Бориса Николаевича, и одна женщина предположила, что, видно, будут морозы или вьюга…

Еще очень интересное: «Труп становится упырем, если через него перепрыгнет кошка. Труп тогда открывает левый глаз и лежит так, ожидая, пока не появится вблизи человек».

Весь вечер размышлял над этими приметами. Не понимаю, как это может совмещаться с принципом космических перелетов, установленным еще Циолковским?

Или же нужно согласиться с тем, что есть умершие, а есть улетевшие?

Может быть, в этом и скрыта разгадка противоречий нашей цивилизации?

Вернулась Полякова.

Вместе с ней приехал и Векшин.

Они выпили у Поляковой, а потом пошли в «Приватизационный комитет».

Я пришел туда, когда там уже шла драка.

Векшин, забившись под стол, кричал:

— Не бейте меня! Я депутат! Вы не имеете права!

Петр Созонтович, однако, не слушал его и пытался достать Векшина ногой под столом.

Я поинтересовался у Абрама Григорьевича, что здесь происходит.

— Молодой человек! — горестно воскликнул Лупилин. — Вы помните, я вам говорил, что, пока мы пьем, люди занимаются делом. И вот, пожалуйста! Пришел этот гражданин и говорит, что он уже приватизировал нашу квартиру и нам всем следует отсюда выехать.

— Фёдор! — скомандовал мне Петр Созонтович. — Прими на себя стол, чтобы я ногу не ушиб.

Я взялся за один край стола, а Петр Созонтович за другой, и мы передвинули в сторону это убежище Векшина.

Векшин, воспользовавшись тем, что руки Петра Созонтовича были заняты, вскочил на ноги и, оттолкнув Абрама Григорьевича, бросился к двери.

Однако Федорчуков оказался проворнее.

Успел схватить Векшина за шиворот.

— Эт-то куда, а? Нет, ты постой, поговори с избирателями!

И коротко ударил Векшина кулаком в живот.

Векшин согнулся пополам.

Последний раз я видел, как избивали Векшина санитары в стационаре. Но они тогда совершали скучную, хотя и необходимую лечебную процедуру, а Петр Созонтович вкладывал в удары всю свою раскрепощенную перестройкой душу. Лицо его раскраснелось, он входил в раж не сумбурно, как в уличной драке, а неторопливо и основательно.

— Ну ладно, — сказал он, когда Векшин снова заполз под стол. — Отдохни маленько. Я тоже пиджак сниму, а то взмок весь.

Засучивая рукава, он так нежно смотрел на Векшина, что тот не выдержал.

— Это не я! — закричал он из-под стола. — Это она! Полякова!

— Что Полякова? — заинтересованно спросил Петр Созонтович.

— Это она меня подговорила приватизировать вашу квартиру!

— Т-так, — сказал Петр Созонтович и внимательно посмотрел на Полякову.

— Он врет! — закричала Полякова слишком громко и торопливо, чтобы ее восклицание могло быть правдой.

— Я вру? — закричал Векшин. — А кто Выжигайлу охмурял, чтобы он денег дал? А в мэрии ты сказала, что здесь еще люди живут?!

— Трус! — заорала в ответ Полякова. — Слизняк!

Не хочу далее описывать эту тягостную сцену, из которой со всей очевидностью явствовало, что Полякова не теряла времени в этом году.

Получив ссуду от господина Выжигайло, она через Векшина заплатила взятку в мэрии, и там оформили на ее имя приватизированную квартиру. Взамен Полякова должна была, нарушив долг супружества, выйти замуж за Векшина, а Выжигайле сдать в аренду пять комнат сроком на сорок лет под офис и склад.

Допрос, из которого всё выяснилось, длился долго, но Векшина больше не били, и он, вытер с лица кровь, приосанился и вновь приобрел, хотя и побитый, но все-таки депутатский вид.

— Сейчас уже поздно что-либо менять, — сказал он. — Вам, мужики, придется подыскать другое жилье.

И снова Петр Созонтович так посмотрел на него, что я уже испугался, состоится ли наш совместный полет на Юпитер.

Однако Петр Созонтович сдержался.

Он накинул на плечи пиджак и объявил, что последние события вынуждают его, как главу администрации, ввести во вверенной квартире чрезвычайное положение.

Векшина и Полякову он арестовывает.

— Не имеете права! — взволнованно закричал Векшин, и нос его вспотел от испуга. — Я депутат, я — лицо неприкосновенное!

Испугавшись, что Петр Созонтович вновь начнет избивать его, я решил разрядить обстановку и сказал, что, как человек, защищавший демократию на баррикадах в августе минувшего года, считаю возможным нарушение депутатского иммунитета в особых случаях.

— Вопрос в том, — сказал я, — является ли этот случай особым?

— Разумеется, случай особый! — вскричал Абрам Григорьевич Лупилин. — Чего вы говорите, молодой человек?! Какой же это еще случай, если по воле этой парочки мне негде будет жить?!

Петр Созонтович беспристрастно слушал наш разговор, а потом взял Векшина за шиворот.