В заключение хочу объявить, что для любви подходят все времена года, только вот действовать надобно с умом, сообразно обстоятельствам и настроениям любовников; как войны затеваются и ведутся в любое время года и во всякую погоду, а воины пользуются покровительством бога Марса и получают из его рук победу лишь тогда, когда отличатся пред ним геройством и отвагою, так и Венера средь воинства любовников особо отличает самых пылких и страстных в любовных схватках; времена же года тут вовсе ни при чем, выбирай их не выбирай, и столь же бесполезны свойственные каждому сезону фрукты и овощи, составы и отвары, лекарства и снадобья, ибо они не могут ни добавить пылу, ни убавить, как на то уповают многие. Вот к сему последний пример: я знаком со знатной дамою, которая еще в детстве отличалась горячим и пылким нравом; матушка ее, опасаясь, что он сделает из девочки распутницу, целых тридцать лет заставляла ее пить щавелевый сок — то в чистом виде, целыми мисками, то сдабривая им все блюда подряд: и мясо, и супы, и бульоны — словом, других соусов бедняжка и не пробовала. Но напрасно мать уповала на сие охладительное средство: из дочери ее все-таки вышла самая отъявленная и похотливая распутница, какую только видел свет; уж ей-то вовсе не надобны были пряные паштеты, чтобы воспламениться, — хватало и своего жара, однако же она любила лакомиться ими не менее других дам.
Итак, я завершаю сию главу, хотя мог бы продолжать ее вечно, приводя тысячи доводов и примеров, но негоже без конца глодать одну и ту же кость, так что готов передать перо мое более искусному рассказчику, который сумеет развить сию тему иными словами и резонами; повторю лишь пожелание, услышанное однажды от одной досточтимой испанской дамы, мечтавшей стать зимою, когда подойдет время, а друга своего сделать огнем, дабы она могла, зазябнув, прийти к нему погреться, а он имел бы удовольствие согреть ее и, сообщив ей свой жар и пыл, заставил бы подругу разоблачиться, скинуть одежды, скрывающие ее прелести, и предстать его взору нагой, бесстыдно раскинувшей ноги в постели и готовой сгореть вместе с ним во всепожирающем пламени любовного наслаждения.
Засим желала дама превратиться в весну, а друга своего обратить в цветущий сад, и цветами этого сада украсить голову, прелестную грудь и все свое нагое тело, коим она дозволила бы ему насладиться на душистых простынях ложа.
И также хотелось ей стать летом, преобразив друга своего в прохладный источник с хрустальными струями, дабы он омывал и освежал ее, когда придет она купаться и резвиться в его струях, позволяя им ласкать и обвивать ее тело, сладостное и манящее.
И наконец, грезилось ей, что, сделавшись осенью, обретет она прежнюю свою женскую ипостась, а друг ее вновь станет мужчиною, и оба они, обретя человеческий облик и разум, смогут вспоминать и перебирать былые наслаждения и жить сими прекрасными воспоминаниями, рассуждая и споря о том, какое время года было для них самым утешным и отрадным.
Вот как достойная дама разбирала и приспособляла к себе времена года; я же, со своей стороны, отношусь с этим вопросом к более опытным мастерам сих дел, и пусть они сами решают, какое из четырех описанных превращений милее и приятнее женщине и ее сердечному дружку.
Теперь же завершаю сие рассуждение, а тому, кто захочет узнать побольше о супружеской неверности и разнообразии рогоношества, посоветую разыскать старинную песенку о рогоносцах, сложенную при дворе тому пятнадцать или шестнадцать лет назад; вот ее припев:
Смиренно прошу всех досточтимых дам, коим доведется заглянуть в мою книгу, великодушно извинить меня, коли они сочтут некоторые пассажи чересчур вольными, грубыми или сальными; поверьте, я сам старался, как мог, приукрасить и облагородить мои писания, хотя сочности У них не отнять. Да что говорить: я привел бы здесь куда более пикантные и невероятные истории, коли бы не скромность моя и не боязнь оскорбить тех порядочных женщин, кои возьмут на себя труд и окажут мне честь ознакомиться с этой книгою. Добавлю еще, что случаи, здесь описанные, — не городские и не деревенские байки из жизни подлого и низкого сословия; все они относятся к знатным и достойным особам, ибо я положил себе за правило описывать любовные похождения лишь высокородных персон, коих, впрочем, избегал называть по именам и званиям, а стало быть, ничем и никого не опозорил.
Еще одно: