Галаор

Дон Грумедан и донья Дариолета, правители Страны Зайцев, повелели незамедлительно возвести пьедестал для Брунильды, спящей принцессы. Скромный монумент был изготовлен из желтого алебастра с красными прожилками, бегущими по нему, как языки пламени. Установили пьедестал с Брунильдой в главной зале дворца, чтобы всякий мог взглянуть на принцессу, чтобы как можно скорее произошло желанное превращение. Старая фея засушила принцессу таким образом, что она выглядела совсем как живая: казалось, она говорила или пела и вдруг на миг замерла.

Донья Дариолета и ее муж то и дело возвращались к разговору о дочери и ее судьбе.

– Кто любви дожидается, тот дни в печали проводит, – говорила донья Дариолета. – Сердце полнится нежностью, но судьба, которая должна привести к тебе любимого или любимую, нерасторопна и капризна. Нужно ждать, и девушки целуют собственное отражение в зеркале, и юноша ходит грустный и потерянный. Как знать, возможно именно сегодня родился где-нибудь тот, кто вернет моей Брунильде движение и дыхание. Вот только путь к счастью будет тяжек, как жизнь бездомной собаки.

И муж ее отвечал ей так:

– Помните, госпожа моя, о том, что Брунильда наша не такая, как другие девушки. Поймите, что вы смотрите на нее глазами матери, заботливыми и большими, как у коровы. Что это в ваших глазах она совершенство. Ваша любовь и нежность делают ее прекрасной и желанной. Помолимся же, чтобы Бог ниспослал нам еще одного ребенка – пусть станет он нашим наследником и правит после нас королевством.

Но другого ребенка ниспослано им не было.

Влюбленные

Принцы, короли, герцоги, бароны и рыцари из всех королевств спешили в Страну Зайцев взглянуть на засушенную принцессу. Одних привлекали несметные богатства королевства, другие верили, что смогут полюбить принцессу и тем разрушить чары, третьи были уже влюблены в пятнадцатилетнюю Брунильду, свежую и нежную, как спелое яблоко. Но шли годы, а никто из них так и не добился успеха. Появился, правда, один, который превзошел всех остальных. Ассизом звался тот упрямец, и был он молод, строен и красив. Он смотрел на Брунильду и жаждал ощутить если не любовь, то хотя бы ее подобие – жалость. Ассиз проводил возле засушенной принцессы день и ночь, он стал просто одержимым. Однажды он взял принцессу на руки и начал ласкать ее огромную голову, ее растрепанные и жесткие, как шерсть дикого кабана, волосы. Он прикасался кончиками пальцев к бледным и сухим, как воск, щекам, к атлетической шее. Безутешно, отчаянно рыдал Ассиз, обнимая Брунильду. Тоска подорвала его силы. Как подкошенный, рухнул он у подножия пьедестала, глядя в никуда широко раскрытыми, ничего не выражающими безумными глазами, и умер. Брунильда не шелохнулась. По-прежнему казалось, что она поет, но ее засушенный живот ни на йоту не приподнялся и не опустился, как бывает при дыхании, которому подчинено все живое.

С годами постаревшие король с королевой утратили и веру, и надежду. Но Брунильда не была забыта: слава ее разнеслась по свету, ей начали поклоняться, и потянулись паломники из всех краев, чтобы взглянуть на чудо, которое стали называть «спящая святая, высушенная и улыбающаяся».

Рыцари

В тот год, как и во все предыдущие, на карнавальные праздники в Страну Зайцев съехалось множество рыцарей. Боль с годами притупилась, и король с королевой, хотя и грустно, но все же улыбались, глядя на традиционное шествие забавных картонных гигантов, около ног которых вертелось и путалось множество плясунов.

Городу до деревни никогда дела не было. Вот и сейчас: в столице бурлил карнавал, всюду пьянствовали и объедались, всюду царило веселье, слышались песни и раздавался девичий смех, а поля Страны Зайцев в это время вытаптывались и уничтожались жестоким, беспощадным, ненасытным гигантским кабаном, явившимся с Аутомедонта.

Аутомедонт – речушка, вытекавшая из горы Диорас – нагромождения холодных скал в поросшей непроходимыми лесами северной части Страны Зайцев. И вот на берегах этой-то речушки появился, бог весть откуда, гигантский кабан, который то и дело совершал набеги на соседние области, где пожирал и скот, и пастухов вместе с их посохами, вытаптывал посевы и сносил с лица земли целые селения.