Галаор

Уго Ириарт Галаор

Посвящается Фаусто, Берте и моему крестнику Фернандо

Трогательную историю засушенной принцессы и принца Галаора пропел нам хор старых-престарых попугаев. Неведомо, кто сложил эту песнь, которая передавалась лишь через пернатых рапсодов, но доподлинно известно, что ее распевали, раскачиваясь на своих жердочках, еще прадедушки прадедушек наших зеленых песнопевцев. Мы же решили изложить сию историю на бумаге, дабы не подверглась она забвению, дабы не переврали ее лживые болтливые птицы, дабы эхо стало голосом.

Воспой же, богиня, из своего облачного чертога славу бесстрашным юношам! Спой о засушенных и о полных жизни юницах, о чародеях и карликах. Спой, как была похищена Брунильда и как была избавлена от плена. Восславь любовь и верность, поведай, Царица Красноречия, о тяготах, что выпали на долю тех, кому не раз пришлось проявить и отвагу, и благородство.

Дары

Король Страны Зайцев слыл добрым правителем. Его королевство процветало. Поля были тучными, в душах подданных царил покой, а сами подданные, в большинстве своем упитанные, миролюбивые и веселые, у которых все спорилось: и работа, и веселье, и молитва, и торговля, – жили безмятежно и счастливо, окруженные заботой мудрого монарха.

Когда толстушка-королева, сияя улыбкой, вышла под восторженные крики толпы, колокольный звон и барабанный бой на дворцовый балкон и вынесла на руках маленькую наследницу, которую ждали целых десять лет, радости жителей Страны Зайцев не было предела.

Крестины принцессы готовились отпраздновать с небывалой пышностью: музыканты, отличавшиеся тончайшим слухом и игравшие с истинным вдохновением, принесли прекрасные золотые инструменты; явились художники, скульпторы, ювелиры, гончары, призванные увековечить этот день на холсте и в мраморе, в драгоценностях и глиняных горшках; не ощущалось недостатка ни в шутах, ни в дрессировщиках обезьян, ни в подражателях голосам зверей и птиц, ни в акробатах, ни в мошенниках, игроках, поэтах и ростовщиках. Ожидались молчаливые бои между разноцветными рыбками. А на улицы, заполненные горожанами и гостями в маскарадных костюмах, готовились выпустить слонов и крокодилов.

Выкатили на улицы бочонки вина, открыли амбары, полные зерном, отворили двери конюшен и хлевов, выпустили сытых и смирных лошадей, коров, свиней, овец и кур. В соборе все сверкало и было готово к торжеству.

И вот настал день крестин, и собрались в соборе короли, королевы и знатные гости, приехавшие из многих земель, прибыли все известные феи. Принцессе дали имя Ирис Эмуласьон Пурпура Неблиноса Брунильда. После завершения службы феи окружили деревянную колыбельку, изготовленную для церемонии подношения даров. Толстый архиепископ улыбался, поглаживая живот маленькими ручками с пухлыми, унизанными перстнями пальцами. Все четыре феи были юны и прелестны, чрезвычайно привлекательны и необыкновенно скромны. Старшей было лет тринадцать, а наименее красивая, если так можно сказать, казалась мадонной темного мрамора. Они улыбались, нежно глядя на маленькую принцессу, и солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь витражи, бросали на их лица цветные блики. И вот заговорила старшая из фей, которую звали Туз Чаш,[1] и голос ее звучал, как дыхание остановившейся после долгого бега косули:

– Брунильда, счастливица, мать королей и казначеев, прими в дар мудрость великую, и пусть будут твоими друзьями книги и добрые помыслы.

Затем обратилась к принцессе следующая фея, по имени Валет Дубинок:

– Брунильда, любимица, мать королей и астрономов! Прими веселый дар великой щедрости и доброты, и пусть не будешь ты никогда и ни к кому равнодушной и станешь другом всякому, кто пребывает в печали.

Настала очередь Тройки Монет.

– Брунильда, ненаглядная, мать королей и охотников! Прими музыкальный дар – чудесный голос. И да будут твоими друзьями все наслаждения, которые дарят нам наши чувства.

Потом пришел черед младшей феи, Шестерки Мечей:

– Брунильда, желанная, мать королей и теологов, прими текучий дар красноречия, и пусть станут твоими друзьями все люди и все слова, должным образом расположенные.

Чудесный голос