Галaтeя

Так закончил свою повесть ликующий Тимбрио, и счастливая ее развязка вызвала всеобщее ликование, Силерьо же в неописуемом восторге снова бросился к нему на шею, а затем, - снедаемый желаньем узнать, кто сия особа, которая из-за него лишилась покоя, - извинившись перед пастухами, отозвал Тимбрио в сторону, и тот ему сообщил, что прекрасная Бланка, сестра Нисиды, давно уже любит его больше жизни.

Наутро кавальеро, дамы и пастухи, пребывавшие на верху блаженства, отправились в деревню; с ними, уже в ином одеянии и в ином расположении духа, шел и Силерьо, из отшельника превратившийся в веселого жениха, ибо он уже обручился с прекрасною Бланкой на радость и себе, и ей, и добрым друзьям своим Тимбрио и Нисиде, склонявшим его на этот брак, и тем положил конец своим горестям, душа же его, истерзанная бесплодной мечтою о Нисиде, обрела наконец мир и покой. Дорoгой Тирсис попросил Тимбрио спеть тот сонет, который ему накануне не дал докончить Силерьо, и Тимбрио, сдавшись на уговоры, нежным и чудесным своим голосом запел:

Моя надежда так несокрушима,

Что всем ветрам дает она отпор

И пребывает, им наперекор,

Всегда тверда, светла, невозмутима.

Свою любовь святыней нерушимой

Считаю я, ей изменить - позор.

Мне легче погасить навек свой взор,

Чем потерять доверие к любимой.

Влюбленный, в чьей груди все вновь и вновь

Сомненьями пятнается любовь,

Ее святого мира недостоин.

Мне Сцилла и Харибда не страшны.

Любви, равно как прихотям волны,

Подставлю грудь, уверен и спокоен.

Самый этот сонет и прелестное его исполнение так понравились всем пастухам, что они стали умолять Тимбрио еще что-нибудь спеть, но тот попросил своего друга Силерьо, неизменно приходившего к нему на помощь в более опасных случаях, выручить его и на этот раз. Не мог отказать своему другу Силерьо и, весь сияя от счастья, запел:

От грозных волн соизволеньем бога

На берег спасся я, и предо мной

Уединенной пристани покой;

Стою, дивясь, у твердого порога.

Свой парус может опустить тревога,

Челн - отдохнуть, обет исполнить свой

Тот, кто его, от страха чуть живой,

Не раз под грохот бурь шептал дорогой.

Целую землю, к небу возношу

Благодаренье за удел счастливый

И с радостной готовностью спешу,

Исполненный горячего порыва,

Усталой головой склониться вновь

Под иго нежное твое, любовь.

Кончив петь, Силерьо предложил Нисиде огласить своим пеньем поля, и та, взглядом попросив позволения у своего любимого Тимбрио, после того, как он взглядом же ответил ей утвердительно, с очаровательнейшею приятностью начала петь этот сонет:

Нет, я нисколько с теми не согласна,

Кто утверждает, что любовь дает

Отрад безмерно меньше, чем тягот,

Что от нее блаженства ждем напрасно.

Мне ведомо, что значит быть несчастной,

Мне ведом также к счастью поворот,

И я скажу: тяготы все не в счет

Пред днем, исполненным отрады ясной.

Ни вызванная вестью роковой

Борьба меж смертью горькою и мной,

Ни дни неволи под пиратской властью

Мой дух не в силах были так сломить,

Чтоб нынче не могла я вновь ожить

И бесконечно ликовать от счастья.

Исполнив просьбу Силерьо, Нисида объявила, что теперь очередь Бланки, и та, не заставив себя долго упрашивать, столь же очаровательно спела этот сонет:

То жег мне сердце ярый пламень, точно

Оно в ливийский попадало зной,

То страх сжимал его своей рукой,

Подобный хладу Скифии полночной.

Я вечным счесть могла б сей круг порочный,

Но дух всегда поддерживала мой,

Мне обещая сладостный покой,

Надежда милая, оплот мой прочный.

Зимы простыл и след, ушла она,

И хоть огонь пылает, как и прежде,

Явилась долгожданная весна.

И мне за то, что я в своей надежде

Была неколебима и тверда,

Дано вкусить от сладкого плода.

Путешествие на Парнас

К читателю

Если, любознательный читатель, ты случайно окажешься поэтом и в твои (хотя бы и грешные) руки попадет мое Путешествие и если ты обнаружишь, что тебя назвали и упомянули в числе хороших поэтов, то за эту честь воздай хвалу Аполлону ; если же не обнаружишь, все равно воздай ему хвалу. И да хранит тебя господь.

Путешествие на Парнас

Какой-то перуджиец Капорали ,

Таких в Элладе за высокий ум,

А в Риме за отвагу почитали,

Решился раз, надменных полон дум,

Уйти в тот край, где обитают боги,

И средь камен забыть столичный шум.

Храбрец пустился на Парнас . В дороге

Он мула престарелого купил,

Развалину, хромую на все ноги.

Был оный мул в кости широк, но хил.

От худобы с могильной тенью схожий,

Он тяжестей давно уж не возил

И обладал такою жесткой кожей,

Что хоть сдери да набивай на щит.

А норовом - умилосердись, боже!

Весна ль сияет, вьюга ли свистит,

Мул, не споткнувшись, не пройдет и шагу.

На той скотине храбрый наш пиит

Отправился к Парнасу, и бродягу

Близ вод кастальских встретил Аполлон

И наградил улыбкой за отвагу.

Когда ж домой вернулся нищим он

И всем, что видел, с миром поделился,

Он сразу был молвой превознесен.

Увы! Я сладкоустом не родился!

Чтоб изощрить мой грубый, тяжкий слог,

Я на веку немало потрудился,

Но стать поэтом не сподобил бог.

Я рвался духом на Олимп священный,

Где плещет Аганиппы светлый ток ,

Где, влагой насладясь благословенной,

Обрел бы красноречье мой язык

Пусть не для песен музы вдохновенной,