Галaтeя

Сервантес, ты ль в обличий таком?

Зачем в дорогу нищим ты пустился?

К чему висит котомка за плечом?"

Я, встав, сказал с улыбкой виноватой:

"Сеньор, я отправляюсь на Парнас,

Но, нищетой измученный проклятой,

Другой одежды в путь я не припас".

И благосклонно мне сказал крылатый:

"О дух, затмивший и людей и нас!

Достоин и богатства ты и славы

За доблесть бескорыстную свою.

Когда кипел над морем спор кровавый,

Сравнялся ты с храбрейшими в бою

И в этот день для вящей славы правой

Утратил руку левую свою.

Я знаю - гений пламенный и смелый

Тебе послал недаром Аполлон.

Твой труд проник уже во все пределы,

На Росинанте путь свершает он.

И зависти отравленные стрелы

Не создают великому препон.

Ступай же ввысь, где обитают боги,

Путь на Парнас открыт перед тобой.

Там Аполлон от верных ждет подмоги,

В союзники зовет он гений твой.

Но торопись прийти в его чертоги!

Туда двадцатитысячной толпой

Спешат по всем тропам и перевалам

Поэты-недоноски, рифмачи.

Иди на битву с поднятым забралом,

На них свои поэмы ополчи.

Дай отповедь непрошеным нахалам,

Чей вздор грязнит поэзии ключи.

Итак, вперед, к блистательным победам!

Со мной тебе и пища не нужна.

На что желудок засорять обедом!

Домчат нас быстро ветер и волна.

Советую, ступай за мною следом

И убедись, что речь моя верна.

И я пошел, хоть, признаюсь, без веры,

Однако впрямь - не лгал лукавый бог!

Но вы представьте зрелище галеры,

Сколоченной из стихотворных строк!

И всюду - только рифмы и размеры,

Ни строчки прозы я найти не мог.

Обшивка - глоссы. Их на обрученье

Невесте умилительно поют,

И ей потом в замужестве мученье.

Гребцы - романсы , бесшабашный люд!

Они любое примут назначенье,

Годны везде, куда их ни суют.

Корма была, - такого матерьяла

Я не видал, но, видно, дорогой,

И в нем сонетов череда мелькала

С отделкою неведомо какой,

А на штурвал терцина налегала

Уверенной и мощною рукой.

Являла рея длинное сплетенье

Томительных элегий - горький стон,

Похожий на рыданье, не на пенье.

И мне напомнил тех страдальцев он,

Что на себе постигли выраженье:

"Под реей перед строем проведен!"

Болтливый ракс был весь из редондилий,

Они сплетались, гибки и стройны.

В грот-мачту здесь канцону обратили,

На ней канат в шесть пальцев толщины,

А снасти были, все из сегидилий,

До тошноты нелепостей полны.

Из крепких стансов, правильной шлифовки,

На славу были стесаны борта.

По всем канонам, вместо облицовки,

На них была поэма развита.

И твердые сонетные концовки

Для паруса пошли взамен шеста.

Вились флажки цветистой полосою

Стихами разных форм, размеров, длин.

Сновали юнги быстрою толпою,

И был украшен рифмой не один.

А корпус представлялся чередою

Причесанных и правильных секстин .

И гость, моим довольный изумленьем,

Дав оглядеть мне свой корабль чудной,

Склонился мягким, вкрадчивым движеньем

И ласково заговорил со мной.

И речь его могла казаться пеньем,

Мелодии подобна неземной.

И молвил он: "Среди чудес вселенной

Нет равного, и ни один народ

Галеры столь большой и драгоценной

Не выводил на лоно синих вод:

Лишь Аполлон рукою вдохновенной

Подобные творенья создает.

На этом судне бог твой светлоликий

Решил собрать поэтов всей земли.

От Тахо до Пактола все языки

Уже мы обозрели и сочли.

Когда мальтийских рыцарей владыке ,

Великому магистру, донесли,

Что на Востоке поднят меч кровавый,

Созвав бойцов отважных легион,

Им белый крест как символ веры правой

Напечатлеть велел у сердца он.

Так, осажденный рифмачей оравой,

Зовет своих поэтов Аполлон.

И вот я план составил для начала,

Как лучших на подмогу нам собрать.

Я не искал в Италии причала,

И Францию решил я миновать.

Меня галера в Карфаген примчала.

В Испании пополнив нашу рать

И тем подвинув начатое дело,

Вернусь, не медля, к берегам родным.

Твое чело, я вижу, поседело,

Ты старыми недугами томим,

Но ты красноречив и будешь смело

Способствовать намереньям моим.

Так в путь! Не будем тратить ни мгновенья!

Вот полный список - мной составлен он.

Ты назовешь достойных восхваления,

Когда внимать захочет Аполлон".

Он вынул лист, и, полон нетерпенья,

Увидел я длиннейший ряд имен:

Преславные сыны Андалусии,

Бискайцы, астурийцы - все сполна.

Кастильцы все, и среди них такие,

С которыми поэзия дружна.

Меркурий молвил: "Это всё - живые,

Отметь по списку лучших имена,

Кто среди них великие и кто нам

Помочь могли бы отстоять Парнас?"

"Что знаю, - так ответил я с поклоном,

О лучших расскажу тебе тотчас,

Чтоб их прославил ты пред Аполлоном".

Он стал внимать, я начал мой рассказ.

* * * * * * *

Случается, стихи родит досада,

Когда ж при этом пишет их глупец,

В таких стихах ни лада нет, ни склада.

Но я, терцины взяв за образец,

Поведал все перед судом суровым,

Чего понтийский и не знал певец .

"О Аполлон, - таким я начал словом,

Не ценит чернь избранников твоих,

Награда им - в одном венце лавровом.

Преследуем, гоним за каждый стих

Невежеством и завистью презренной,

Ревнитель твой не знает благ земных.

Давно убор я создал драгоценный,

В котором Галатея расцвела ,

Дабы вовек остаться незабвенной.

Запутанная сцены обошла.

Была ль она такой уж некрасивой?

Была ль не по заслугам ей хвала?

Комедии то важной, то игривой

Я полюбил своеобразный род,

И недурен был стиль мой прихотливый.

Отрадой стал для многих Дон Кихот .