Галатея, или Последний роман для девственников

Старший мальчишка садится на землю, прижимая к себе за плечи младших, и самая маленькая, — сестренка, утомленная солнцем и беготней, — молчит. Тепловой удар. Умрет она часа три спустя, но брат поймет это только дня через четыре, — но все равно продержит тело рядом с собой, пока оно не начнет пахнуть. И только тогда, уверенный в смерти сестры, он закопает тело. Трех младших, — которым и правда по четыре года, они все ровесники, — мальчишка выведет с собой к Кишиневу, где им посчастливиться попасть в детский дом для детей коммунистов, что-то вроде небольшой тюрьмы, но вполне себе показательной, туда даже корреспондентов станут пускать. Много позже их — они всегда будут держаться вместе, — снимет для национального архива Конгресса США корреспондент Джоанна Тейлор, и это снимок станет пользоваться большой популярностью в молдавском сегменте интернета. Четверо в кушмах. Маленьких худенькие пацаны в молдавских национальных головных уборах, подпоясанные веревками, сидят за деревянным столом с ложками и глядят в объектив очень серьезно. Все мрачные. Аналогичное фото — только там дети были русские, но костюмы на них финские, а так все то же, и угрюмы они одинаково, — сделано в финском детском доме имени Маннергейма и тоже для архива Конгресса США. Русские. Даже дети у них недовольны.

Дедушка Первый кричит и прощается с жизнью, он уверен, что солдаты его нагонят. Сам дурак. Но ему посчастливилось — хотя с учетом последующих обстоятельств не факт, что посчастливилось, — умереть позже. Солдаты путаются в подсолнечнике, как в зарослях. В конце концов черт с ним, этим придурком, невесть откуда взявшимся, рассуждают они, а жиденят кто-то из местных выдаст — сами к людям выйдут, куда им деваться. Возвращаются в село. Дети сидят в поле до темноты, и идут всю ночь. Днем прячутся. Так до Кишинева. Дедушка Первый приходит на поле ночью, но уже никого не находит. Ночью плачет, чем раздражает жену. Уймись, Бога ради.

Один из младших мальчишек, совершенно забывший всю эту сцену, но которому о ней много раз рассказывал девятилетний спаситель, вырастает и становится оператором «Молдовафильм». Уезжает в Москву. Становится успешным профессионалом, и, дожив до глубокой старости, дарит эту сцену самопожертвования в поле подсолнечника, — заменив молдаванина на русского, а евреев на семью болгар, — режиссеру фильма «Турецкий гамбит», снятому по произведению модного русского беллетриста Акунина. Акунин хвалит. Но спустя несколько лет грузин Акунин, чья настоящее фамилия Чхартвишвили, жалеет, что эта сцена попала в фильм, потому что испытывает чувство невероятного национального унижения: Россия в очередной раз оскорбляет Грузию, напоминая, что силой осетинский конфликт не решить. Ох уж эта Москва! Везде враги, всюду сует свой нос, лезет куда не просят, говорит москвич в пятом поколении, Акунин. Желчно комментирует происходящее в интервью газете «Коммерсант». Он как раз заканчивает это блиц-интервью по телефону, сидя в кафе, когда в поле у Цхинвали, на который напали ночью, — об этом почти никто не знает, — выходит еще одно грузинское подразделение. Город вот-вот падет. Генерал Лебедь, который мог бы помирить грузин с осетинами, — как помирил когда-то молдаван, — уже мертв. Грузинский офицер видит в поле напуганного пацаненка лет семи и идет к нему. Ноги вязнут в земле. Пацаненок не решается бежать, и замирает. Офицер подходит. Стоят друг напротив друга. В глазах мальчишки военный видит перевернутый силуэт мужчины в камуфляже. Видит себя.

36