Галера для рабов

– Желтухин, что вы думаете по поводу Глуховца? – спросил Бобрович.

– Он пропал, – тихо вымолвил Желтухин.

– Правда? – удивилась Маргарита Юрьевна.

– А Полина Викторовна?

– Приболела… – ответил Желтухин. – Во всяком случае, пока она с нами – заочно, так сказать.

– Теперь мы все пропадем или приболеем… – обреченно вымолвила Маргарита Юрьевна.

– Ну, не знаю, как вы, а лично я никуда пропадать не собираюсь, – уверил Желтухин. – Во-первых, мы точно не знаем, что произошло с этой сладкой парочкой, имеем представление лишь со слов Полины Викторовны. Удачный момент был выбран, не правда ли? – Желтухин придирчиво обозрел притихшую компанию. – Все случилось, когда присутствующие здесь уважаемые госслужащие возились в каютах, а в коридоре находились только пропавший и пострадавшая.

– Вы это к чему? – насторожился Бобрович.

– Да так, Дмитрий Валентинович, мысли разные…

– Вы их озвучите? – шевельнулась Евгения Дмитриевна.

– Постараюсь. Предлагаю подумать головой, господа, чтобы не пропасть, так сказать, поодиночке. Мы не отрицаем, что к инциденту может быть причастен кто-то из членов команды, какие бы они алиби себе ни городили. Но только ли?

Воцарилось пугающее молчание. Полковник вздохнул и проговорил:

– Если помните, господа, подобную мысль я уже высказывал…

– Я помню, Федор Иванович, – сказал Желтухин. – Вопреки вашему образу, вы не глупы, в противном случае не взлетели бы так высоко по карьерной лестнице.

– Минуточку, минуточку, – запротестовала Евгения Дмитриевна. – Вы намекаете, что к этим безобразиям причастен кто-то из присутствующих?

– А давайте вообразим, Евгения Дмитриевна. Пофантазируем, так сказать, пошевелим мозговыми извилинами. Это именно то, о чем большинству из здесь присутствующих что-то нашептывает интуиция – причем уже давно.

– Ну, не знаю… – растерянно пробормотал Аркадьев. – Лично мне она ничего, как вы выразились, не нашептывает.

– Речь не о вас, Зиновий Филиппович. Расслабьтесь, выпейте водички. А лучше водочки. В момент, когда случилось это возмутительное событие, ваш покорный слуга с Федором Ивановичем находились в каюте под номером шесть. Я видел полковника, полковник видел меня.

– Воистину так, Желтухин, – подумав, кивнул полковник. – Я пытался отодрать вентиляционную решетку, а вы гремели сливным бачком. Кстати, зачем?

– Привычка, Федор Иванович, – ухмыльнулся Желтухин. – Первым делом вскрой бачок, а потом все остальное. В каюте напротив находились Зуев и Вышинский, постоянно видели друг друга – с некоторыми оговорками можем допустить, что они в этом тоже не замешаны.

– Что значит «с некоторыми оговорками»? – возмутился Зуев.

– Заткнитесь. То есть половина из здесь присутствующих была разбита на пары.

– На «Ковчеге» каждой твари по паре, – задумчиво изрекла Евгения Дмитриевна.

– Остроумно, но не каждой твари, Евгения Дмитриевна. В седьмой каюте завис Зиновий Филиппович, да и хрен с ним. Восьмая была пустая.

– Послушайте, я бы попросил… – начал заводиться сочинский чиновник.

– Вам бы тоже не мешало заткнуть свой жевальник, Зиновий Филиппович, а то не получите венок со скидкой. В девятой находилась наша неувядающая Маргарита Юрьевна, в десятой – Бобрович. В одиннадцатой нашли Полину Викторовну, а напротив, в двенадцатой, почему-то затормозилась Евгения Дмитриевна. И, кстати, рядом с этой каютой все и случилось.

– Вы это серьезно? – изумилась Евгения Дмитриевна.

– Нет, поглумиться люблю, – усмехнулся Желтухин. – Я в чем-то нелогичен, сударыня? Допустим даже, дверь в двенадцатую каюту была прикрыта… Кстати, чем вы там занимались?

– А вам какое дело, Желтухин? – раскричалась женщина. Сглотнула и продолжила чуть тише: – Просто на меня какое-то отупение нашло. Подошла к трельяжу, проверила ящики – в них ничего не нашла, кроме старой туристической рекламки. Потом застыла перед зеркалом – помутнение какое-то в голове…

– Женский нарциссизм, все понятно, – хмыкнул Желтухин. – А в нескольких метрах от вас такое творилось… Во-первых, душили Глуховца, во-вторых, треснули по кумполу госпожу Есаулову, когда ей в голову пришла логичная мысль обернуться. При этом темные силы утащили-таки этого оленя в пучины моря, а Полину Викторовну зашвырнули в одиннадцатую каюту. Если действовал один человек, у него как минимум четыре руки, согласны? Он мог придушить Николая Юлиановича и при этом треснуть Полину Викторовну, так что она мгновенно лишилась зрения и слуха – но, я так понимаю, для этого следовало положить долговязого Глуховца на пол, поиграть Полиной Викторовной в боулинг, снова взяться за эту дылду… Я думаю, кто-то из ближайших кают прыгнул ему на помощь, треснул обернувшуюся даму по голове, спровадил в каюту, а потом юркнул обратно.

– Прошу прощения, Желтухин, – подал голос Вышинский. – Я, конечно, ценю, что вы исключили меня из списка подозреваемых, но почему не допустить, что преступников было двое? Это члены команды, они подкрались сзади. Берите любых, забудьте про их так называемое алиби…