Галерея женщин

Какое-то время важных новостей в связи с ними не было, а потом, в конце следующего февраля, ко мне заявился Уинни показать большой кусок, примерно две трети, недописанного романа. Мол, он всю зиму усердно трудился, роман близок к завершению. Он честно признался (со всей откровенностью и прямотой, безо всякой рисовки, что не могло не вызвать к нему симпатию): похоже, кое-где ему не хватило вдохновения. Может быть, я прочитаю? Ему нужен мой совет. Узнав, что и я работаю над романом, он взмолился: можно взглянуть? Он прочтет и выскажет свое мнение без утайки. Что, если над трудными местами поработать вместе? Почему бы нет? Нас всегда связывала крепкая дружба. Я засомневался: ведь Рона, наверное, и сейчас считает, что Уинни находится под моим влиянием? Тут он заявил: пытаться развязать этот узел, может, и бесполезно (да, Рона слегка ревнует ко мне, моей к нему привязанности, и наоборот), но с какой стати это должно нам мешать? Ведь первым делом работа, разве не так?

В эту минуту я снова понял: он близок мне не меньше, чем в прежнее время, и так будет всегда. Ошибки, перепады настроений, чудачества, наши или чьи-то еще, – все это не важно. Мы можем и должны работать вместе.

Следствием новой попытки стали два романа, сначала мой, а потом и его. Таков был результат наших тайных встреч, дневных усилий – у меня дома. Но и тут он уверял меня, что Рона – самый добрый и благонамеренный человек в мире, она все готова отдать, чтобы стать его настоящей литературной помощницей. У нее есть воображение и практическая сметка, но что касается его работы, она далеко не всегда оказывается с ним на одной волне. Жаль, но надо это признать. Она не способна вдохновить его на то, чтобы текст искрился и блистал, а иначе зачем писать? Но, разумеется, в мелочах она ему очень помогает: перепечатывает, работает на машинке под диктовку, да мало ли? Вообще, он безмерно благодарен ей за все, что она для него сделала и делает, так что на ее недостатки можно закрыть глаза. Ведь она так великодушна, мила, обожает его… Разве я сам этого не знаю?

Весной, поскольку у него возникли новые планы, а наши романы еще не увидели свет, он собрался в горы, в хижину, которую построила для него Рона, – какие-то места в книге требовали доработки. Почему бы мне не составить ему компанию? Между тем он прекрасно знал почему. Но мои финансовые и литературные дела складывались так, что мне пришлось ехать сначала на запад, а потом на юг. Мало того, на меня давила собственная работа, потому что мой роман в издательстве раскритиковали, это меня угнетало, заодно возникли материальные проблемы, и я долго не мог посвятить себя чему-то серьезному. А Уинни между тем обзавелся новыми связями и скрылся с моего горизонта. Какое-то время я вообще о нем не слышал и, изрядно нервничая, с тоской вспоминал прежние, такие благостные дни. Позже, когда он написал и опубликовал еще несколько книг, я услышал о Роне как о жене подающего надежды автора. Поскольку работа в машинописном бюро теперь не соответствовала ее статусу, она от нее просто отказалась. Все дела передала Лоре, а та в знак благодарности оставила за Роной несколько акций.

Преуспев на литературном поприще, Рона и Уинни перебрались в горную хижину, во всяком случае на время. Уинни уже работал над следующей книгой – третьей кряду. А что, задавался я вопросом, делаю я? Плыву по течению? Вступаю в ряды неудачников?

Что до его книг… Первый роман был весьма интересным образчиком реализма, но, как мне казалось, совершенно не в его духе, чрезмерная реалистичность вытеснила живость повествования. Он видел жизнь не такой, какая она есть. Затем появилось весьма живописное, но – я хорошо его знал и мог уверенно сказать – излишне романтичное описание самого себя как фермера и сельского джентльмена, удачливого фермера и сельского джентльмена, который возделывает тридцать или сорок акров земли в горной местности, чем и зарабатывает на жизнь. Слишком много каких-то невнятных подробностей. Перебор намеков на провал или неудачу героя – и получалось фальшиво. В чем тут дело? – спрашивал я себя. Третий роман – опять же романтическое и даже слегка отдающее экзотикой исследование жизни в условиях города с Роной и ее родственниками; тут было много известных мне подробностей, но всё в какой-то веселой и восторженной манере, а результат так себе. Если для меня в этих книгах и было что-то интересное, так это изящно выписанный портрет Роны как жены, помощницы в вопросах искусства и литературы, думаю, читать это ей было приятно. Добрая, умная, терпеливая, нежная, первая его читательница – так он ее представил. Скорее всего, это было недалеко от истины. Но были ли они счастливы? Сомневаюсь. Другое дело, что благодаря ее невероятному великодушию он, возможно, стал относиться к ней лучше.