– Что ж, это естественно, – вставил я, – к старости люди добреют. Как я понимаю, ты с ним видишься иногда.
– Ага.
– Но живешь отдельно, не с ним?
– Кто, я? Нет, конечно! – (Утирая нос рукавом.) – Мне домой ходу нет. Как сбежал из дому, так больше там и не живу, давно уже. Папаша ни за что не принял бы меня назад, да и маменька тоже, наверное. Я и не стал бы напрашиваться. Но все равно – иногда вижусь с ними. Старики не хотят простить мне одной провинности. Если бы не папаша, с маменькой я бы как-нибудь договорился. Она ничего, не такая вредная.
Учитывая все обстоятельства, подумал я, это звучит почти как комплимент матери.
– Джонни, а можно узнать твою фамилию? Не додумался спросить тебя раньше.
– Чью, мою? Ну, я взял себе фамилию Мортон, потому что семья от меня открестилась, хотя на самом-то деле я Демпси. Мать с отцом тоже сменили фамилию – на Малланфи. Но по-настоящему все мы Демпси. Из-за меня у них были неприятности, пришлось сменить фамилию. Такие дела.
Вот это да, воскликнул я про себя и, помолчав, задал прямой вопрос:
– Джейбз Малланфи, случайно, не твой отец? Так звали одного человека, с которым я был знаком.
– Ну да, он самый. Вы его знаете? Одно время он работал возчиком на подводе – когда ушел с конного двора.
Кажется, Джонни был изумлен не меньше меня.
– Да, по всей видимости, я знаю его – и его, и твою мать. Лет пять или шесть тому назад они жили на Бэнк-стрит, верно?
– Ага, верно. А что, моя мать работала у вас?
– Не совсем. Просто я жил в доме, где она работала.
– Ясно. Похоже, это она. Толстая, с седыми волосами?
– Да.
– Сама-то по себе она не вредная, – прибавил он больше по инерции: теперь, когда все выяснилось, тема утратила интерес. – Вот только характер у нее… Жуть! Пороховая бочка! Думаю, она не всегда была такой, это папаша ее довел. Он никогда ни за что не хотел отвечать, да и я в него: есть работа, нет работы – наплевать, как и на все вообще.
Последовал долгий и, на мой слух, совершенно бесстрастный рассказ о родственных связях и семейных обязанностях, из которого я вынес, что у его родителей не было других детей, кроме него самого и Корнелии. А значит, маленькая Делия – все-таки дочь Корнелии, и эту тайну можно считать окончательно раскрытой. Впрочем, Джонни ни словом не упомянул о девочке. Он ничего не сказал, а я не стал спрашивать. После нашего разговора он куда-то пропал, и больше я его не видел.
Прошло три года. Однажды около полудня я делал пересадку на Таймс-сквер. Столпотворение, толчея! Сами знаете. Пробравшись к спуску на платформу линии Седьмой авеню, я вдруг услышал голос, который показался мне знакомым, – встревоженный, почти плачущий:
– Ох, да где же он? Где мой муж? Малланфи, бога ради, где ты? Куда он подевался? Бога ради, Малланфи! Я его не вижу! Ох ты господи! Что мне делать? У меня же ни гроша в кармане! Боже, боже, где он? Где муж? Я потерялась! Ох-ох!
Повернув голову, я увидел… Ну конечно – миссис Малланфи собственной персоной! Погрузневшая, еще больше поседевшая, еще невзрачнее одетая, она беспомощно шарахалась из стороны в сторону, как застигнутый бурей корабль на волнах. Я уже начал спускаться по ступеням, а она поднималась мне навстречу. Позади нее на некотором расстоянии, но двигаясь верным курсом – ее стенания служили надежным ориентиром – и явно недоумевая, чего она раскричалась, шел папаша Малланфи. На лице все то же отсутствующее и вместе с тем загадочное выражение, на голове шляпа, в кои-то веки не сдвинутая на затылок, на плечах ношеное-переношеное серое пальто. Он попытался прибавить шаг и нагнать жену, которая потеряла его в толпе, но ее корпулентная фигура, переваливаясь с боку на бок, устремилась прочь. Потом Малланфи все-таки настиг ее и устроил ей разнос:
– Старая дура, куда несешься? Не видишь, что ли, – вот он я! Сама зачем-то обогнала меня, а теперь кудахчет!
– А ты? Какого рожна не можешь идти рядом? – последовал быстрый негодующий ответ в столь памятной мне агрессивной манере. – Рванул вперед, как пришпоренный, не угонишься за ним! Знает же, что у меня ни гроша в кармане, что я понятия не имею, куда идти! А ну дай мне денег на билет! Кому говорят – дай мне на билет и ступай своей дорогой, а я пойду своей.
В толпе на лестнице кое-кто, забыв про спешку, остановился поглазеть и позубоскалить. Порядок, подумал я. Жив боевой дух Малланфи, жив еще! Никакие невзгоды его не сломили. Ура! Да здравствует несокрушимая миссис Малланфи! Которая все переживет и с кем угодно сразится.