Еще одна, скажем так, кругленькая сумма – и профессиональная медицинская сестра отправилась с ними в Монреаль. Когда они прибыли на место, Фрэнк отвез Люсию к своей тетушке, жившей в милом домике на полдороге к горе Мон-Руаяль. Люсии следовало прожить там приличествующее положению время, месяц-полтора, или до того момента, когда будет объявлено о свадьбе и закончатся к ней приготовления. Поскольку все в Монреале сразу же понравилось Люсии, она была рада там жить, пусть и на таких условиях. Кое-где на земле все еще лежал снег, хотя на березах набухли почки – точь-в-точь как в России. Тетушка была милая, правда, пожалуй, слишком энергичная старая дева, каждое утро совершавшая двухчасовые прогулки верхом. Она брала с собой Люсию, хотя не одобряла, что та сидит в седле по-мужски. Постепенно, однако, – по крайней мере, по словам Люсии – ей удалось расположить к себе тетушку своим искусством верховой езды, а также умением беседовать в обществе о литературе. Поскольку тетушка состояла членом литературного клуба и всегда стремилась занимать в нем достойное место, она быстро провела в его члены и Люсию, так что между ними воцарилось полное взаимопонимание. Мечтавший больше всего на свете, чтобы Люсия произвела приятное впечатление, Фрэнк был счастлив такому повороту событий и по этой причине решил отложить свадьбу на более позднее время. «Ведь, милая моя жена, – заявил он, – чем дольше ты живешь с моей тетушкой и знакомишься с ее окружением, тем приятнее нам будет после свадьбы. Люди, которые обычно не желают иметь дела с посторонними, уже начали тебя принимать. А должен тебе сказать, монреальское общество ужасно консервативно».
«Я переживу Монреаль, если ты не будешь слишком консервативным, – ответила на это Люсия, правда довольно тихо. – Но, раз уж мне надо еще пожить у тетушки, я бы организовала себе небольшую мастерскую, где могла бы снова начать работать, хотя бы несколько часов каждый день». Это предложение, как объяснила мне Люсия, имело эффект маленькой ручной гранаты, которую следовало перехватить, пока не случилась катастрофа.
«Дорогая моя! Мастерскую! Ради бога, пойми, что здесь не Париж!»
И с этого момента, как рассказывала Люсия, она начала опасаться, что у них имеются непреодолимые различия, которые неминуемо должны привести… к чему?
И все же, как она добавила, случались моменты, когда чувства брали верх над принятыми в их положении требованиями. Однажды он пригласил ее в маленький ресторанчик во французском квартале, где они наслаждались прекрасными винами и салатами, и после этого она почувствовала себя значительно лучше, – правда, такие походы хорошо было бы устраивать два или три раза в неделю в качестве компенсации за более официальные ужины и игру в бридж, которых невозможно было избежать. Во французском квартале, по словам Люсии, они смогли по-настоящему поговорить, а за бокалом вина их захлестнуло теплой волной счастья. Всего-то четыре недели, всего-то три недели – и они снова будут принадлежать друг другу. Люсия присмотрела квартиру во французском квартале с одной большой комнатой для мастерской, но когда сообщила об этом Фрэнку!.. Ну ладно мастерская как часть городской квартиры, но управляющий банком должен жить только в английской части города, где есть по крайней мере пять домов на выбор и в каждом по мастерской. Что касается мебели, то все на твое усмотрение, дорогая! Давай купим двуспальную кровать, как в Париже. (Ах, значит, он все-таки не забыл! О, если бы сегодня вечером… надо заказать еще одну бутылку вина.)
По дороге домой, рассказывала Люсия, я сделала так, что он, пусть только на несколько мгновений, потерял голову, однако, уходя, он опять извинялся за свое поведение! И в этот раз, как она объяснила, она была слишком усталая или слишком счастливая, а может, и то и другое и не стала выбирать подходящие слова. «Ах, не будь таким дураком!» – сказала она ему с чувством.
Следующим вечером Фрэнк не повел ее во французский ресторанчик – вместо этого они поспорили по поводу фразы, произнесенной ею накануне. Надо сказать, что впервые после Парижа Люсия говорила абсолютно искренне и пыталась объяснить свою точку зрения, которую не видела смысла менять. «Ради тебя я готова идти на уступки твоему так называемому монреальскому обществу, но в душе и когда мы одни, я останусь прежней. Я не стыжусь своего прошлого и никогда не перестану быть той девушкой, которую ты подцепил в публичной художественной галерее Парижа».
При этих словах все в нем содрогнулось, как от мучительной боли, и он прямо разбушевался. «Ну, тогда еще не поздно», – сказала Люсия. Она может сейчас же уплыть в Европу!