Галилей

Фра Винченцо бросает свой последний довод. Пусть Галилей скажет всюправду, иначе его станут пытать!

Галилей — воплощение покорности. Но он говорит твердо, как и полагается в подобном случае: «Я здесь, чтобы повиноваться. Как я уже говорил, после принятого решения я не держался мнения о движении Земли».

Галилею велят подписать протокол. Нотарий кончает заключительную фразу: «И так как во исполнение декрета ничего иного не следовало предпринимать, его, взявши подпись, отправили обратно в место заточения».

Генеральный комиссарий доволен. Галилей не испортил сценария. На стене — распятие. У скамьи — маленький столик и евангелие, прикасаясь к которому обвиняемый клялся говорить только правду.

Процесс подходит к концу. Законность торжествует.

На следующий день, 22 июня 1633 года, в церкви святой Марии-над-Минервой разыгрывается последний акт. Вся церемония происходит по давным-давно заведенному порядку. Галилея в покаянном наряде приводят из дворца Святой службы. Кругом кардиналы, епископы, прелаты, служители инквизиции. Строгие лица. Негромкие голоса.

Галилей, стоя на коленях, выслушивает приговор. С ним, выходит, обошлись еще милостиво! Мало того что он нарушил запрет трактовать о Копернике, он издал книгу, которая заставила счесть его сильно заподозренным в ереси. Книга будет запрещена, а сам он приговаривается к тюремному заключению в инквизиции, длительность коего оставлена на усмотрение Святой службы…

После оглашения приговора Галилею вручают текст отречения. Ему велят прочесть его вслух, внятно и громко.

«Я, Галилео, сын покойного Винченцо Галилея из Флоренции, семидесяти лет от роду, явившись лично в суд и преклонив колена перед вами, высокопреосвященнейшие и достопочтеннейшие кардиналы, генеральные инквизиторы по ереси всего христианского мира, имея перед глазами святое евангелие, на которое возлагаю руки, клянусь, что всегда верил, верю ныне и с помощью божьей и впредь буду верить во все то, чего держится, что проповедует и чему учит святая католическая и апостолическая церковь. После того как предписанием Святой службы мне было официально приказано, что я должен совершенно отказаться от ложного мнения, будто Солнце есть центр мира и не движется, а Земля не есть центр и движется, и что нельзя держаться, защищать и преподавать каким бы то ни было образом, ни устно, ни письменно, названной ложной доктрины; и после того как мне было объявлено, что названная доктрина противоречит священному писанию, я написал и напечатал книгу, в которой трактую об этой самой доктрине, осужденной в прошлом, и с большой убедительностью привожу аргументы в ее пользу, не давая никакого решения, — поэтому Святая служба сочла меня сильно заподозренным в ереси, то есть в том, что я держался и верил, будто Солнце есть центр мира и недвижимо, а Земля не есть центр и движется. Посему, желая изгладить из головы у ваших высокопреосвященств и каждого верующего христианина это сильное подозрение, по справедливости питаемое ко мне, я с чистым сердцем и непритворной верой отрекаюсь, хулю и проклинаю вышеназванные заблуждения и ереси и вообще все и вся заблуждения, ереси и секты, противные святой церкви, и клянусь, что впредь никогда больше не буду высказывать и утверждать вещей, из-за которых можно было бы питать ко мне подобное подозрение; если же я узнаю какого-нибудь еретика или заподозренного в ереси, то донесу на него в эту Святую службу, или же инквизитору, либо ординарию той местности, где буду находиться. Клянусь также и обещаю исполнять и блюсти полностью все епитимьи, которые были или будут наложены на меня этой Святой службой, и если я, упаси бог, нарушу какое-либо из сих вышеназванных обетований и клятв, то подлежу всем карам и наказаниям, которые святыми канонами и другими установлениями, общими и частными, распространяются и налагаются на подобных преступников. Да поможет мне бог и это святое евангелие, на которое я возложил руки».

Дело Галилея должно было продемонстрировать всему христианскому миру, что святой престол никому не позволит ставить под сомнение принятые им решения. Церковь стоит и будет стоять на суровом наказании инакомыслящих. Итоги процесса должны были показать суровую принципиальность, твердость и бескомпромиссность Урбана. Текст приговора и отречения был тут же размножен. Апостолические нунции и инквизиторы на местах получили приказ огласить их в церквах и в собраниях ученых. Особенно следовало довести их смысл до философов и астрономов, и особенно там, где было много сторонников Галилея, — во Флоренции, Падуе, Болонье.

Приговор и отречение произвели тяжелое впечатление. Недаром руководители Святой службы тщательно их редактировали — там ни словом не обмолвились о «мягком обращении» с обвиняемым и сделанных ему исключительных послаблениях: это касалось только государя Тосканы и не подлежало обнародованию. Формулировки приговора, напротив, позволяли толковать их в самом суровом смысле.