Галилей и отрицатели науки

Как он часто делал, Галилей использовал возможность переписки о солнечных пятнах для того, чтобы продемонстрировать собственные представления о распространении знания. В письме своему другу Паоло Гуальдо, архиепископу Падуанского собора, он сделал несколько замечаний о том, что наука не должна быть сферой исключительно ученых. Галилей пояснил, что надеется, что из его писем Вельзеру даже те, кто “уверился, что в «толстых книгах содержатся великие откровения из логики и философии и еще больше таковых в их собственных головах»”, поймут: “Подобно тому как природа дала им, как и философам, глаза, чтобы видеть ее творения, так же дала она им и разум, способный проникать в них и постигать их”. Здесь Галилей однозначно утверждает себя как представителя, по определению писателя Джона Брокмана, “третьей культуры” – прямого канала сообщения между научным миром и непосвященными. Ключевое заявление Галилея: научное знание при адекватном изложении доступно пониманию неспециалистов и, поскольку оно является принципиально важной частью человеческой культуры, буквально каждый должен стремиться его обрести.

Что замечательно, Галилей в данном случае выразил даже меньшее удивление человеческой способностью постижения космоса, чем Эйнштейн в 1936 г.: “Извечная тайна мира – это его постижимость. То, что он постижим, есть чудо”[99]. Замечания Галилея о способности человека раскрывать секреты природы отразились и в его знаменитом “Письме к Бенедетто Кастелли”, когда он сказал, что не верил, “что тот же Бог, который дал нам наши чувства, разум и интеллект, захотел, чтобы мы отказались ими пользоваться”.

Сегодня мы знаем, что солнечные пятна действительно представляют собой зоны на поверхности Солнца, несколько более прохладные (с температурой около 4000 К), чем окружающая область (около 6000 К), и поэтому кажущиеся темнее. Меньшая температура обусловливается повышенной концентрацией магнитных полей, подавляющих перенос тепла посредством конвекции (движения жидкости). Солнечные пятна обычно существуют от нескольких дней до нескольких месяцев и имеют размер в широких пределах – от нескольких десятков до сотен тысяч километров в поперечнике. Циклы солнечной активности составляют около 11 лет; на протяжении цикла количество пятен сначала быстро увеличивается, затем гораздо медленнее снижается.

Письма Галилея о солнечных пятнах не только принесли ему научную победу над Христофором Шейнером в тот момент, но и привлекли к коперниканству внимание более многочисленных читателей. В 1615 г. Шейнер отправил Галилею другую свою работу, “Эллиптическое Солнце” (Sol Ellipticus), и спросил его мнение о ней, но так и не получил ответа. Сам Шейнер в конце концов опубликовал в 1630 г. впечатляющую и авторитетную книгу о солнечных пятнах, которую назвал в честь своего покровителя герцога Паоло Орсини “Роза Орсини, или Изменения Солнца согласно наблюдаемому облику его вспышек и пятен”. В этой книге Шейнер признал, что пятна находятся на солнечной поверхности, но заявил, что выводы Галилея по этому вопросу не опирались на научные соображения. К сожалению, не приходится сомневаться, что весьма высокомерные письма Галилея, пренебрежение работой Шейнера в 1615 г. и некоторые замечания, высказанные им позднее в книге “Пробирных дел мастер”, которые иезуитский астроном счел личными выпадами в свой адрес, превратили Шейнера в его непримиримого врага. Это стало лишь первой ласточкой конфликта Галилея с иезуитами, который достигнет кульминации в репрессивных мерах против ученого в 1633 г.

Глава 5 У каждого действия есть противодействие

С учетом масштабов открытий, совершенных Галилеем на небе с помощью телескопа, и быстрого превращения его в мировую знаменитость после выхода “Звездного вестника” совершенно естественно было ожидать бурной, горячей – и неоднозначной – реакции. Действительно, разногласия вспыхнули, прежде чем просохла типографская краска на страницах книги. Первоначальный скептицизм читателей объяснялся рядом причин, которые можно проследить вплоть до истока – длительного господства идей Аристотеля и почти религиозного принятия его общего подхода в науке.

Первое: методология Галилея привнесла принципиально новый элемент в вопрос о том, что, по его мнению, можно считать научным свидетельством; а именно – Галилей заявил, что его новый прибор, телескоп, открывает невыдуманные истины, которые не могут быть восприняты невооруженным глазом[100]. Это шло вразрез с утвердившейся аристотелевской традицией. Как можно было быть уверенным, что увиденное Галилеем представляло собой настоящее небесное явление, а не случайный артефакт, созданный самим телескопом? В конце концов, телескоп оказался самым первым приспособлением, предложенным для усиления и расширения возможностей одного из органов восприятия.