Галилей и отрицатели науки

В конечном счете главной целью Галилея в “Пробирных дел мастере” с самого начала было уничтожение схемы Тихо, которую он считал единственным оставшимся препятствием к убеждению всех и каждого в истинности гелиоцентрической модели. Действительно, в своих “Весах” Грасси (выступая под именем Сарси) защищал свое использование предложенного Тихо аргумента с параллаксом:

Хорошо, давайте считать, что мой учитель следует за Тихо. Разве это преступление? За кем еще ему следовать? За Птолемеем, к шеям последователей которого ныне опасно приблизился меч Марса, извлеченный из ножен? За Коперником? Но тот, кто благочестив, скорее призовет всех бежать от него, и презреет, и отвергнет его недавно запрещенную гипотезу. Таким образом, Тихо остается единственным, которому мы можем доверить быть нашим предводителем в неизведанном движении звезд[162].

Упоминание Коперника было прискорбным аргументом, который не следовало привлекать к научным дебатам, наглядно демонстрировавшим, как убеждения, совершенно не относящиеся к предмету обсуждения, способны влиять на мнения и искажать их. Грасси здесь опирался на ненаучный эдикт против коперниканства, изданный в 1616 г., чтобы доказать, что невозможно даже рассматривать модель Солнечной системы Коперника. К сожалению, подобное отношение иногда берет верх, вплоть до нашего времени. Например, сегодняшняя политика, поощряющая преподавание креационизма, слабо прикрытого “теорией разумного начала”, с целью увести умы учащихся от теории эволюции Дарвина, равносильна именно этой практике.

Это не означает, что Галилей был всегда прав. В действительности, как я уже отмечал, его конкретные аргументы о кометах содержали два очевидных противоречия: во-первых, в утверждении, что параллаксы не могут применяться к кометам (только для того, чтобы затем развернуться кругом и использовать их для определения расстояния до комет); во-вторых, в предположении, что кометы двигаются по прямой (с тем чтобы позже признать, что в действительности это не так). Это были научные ошибки, которые Грасси справедливо заметил и раскритиковал. Наука не непогрешима. Напротив, сам Галилей признавал, что любая научная теория нуждается в подтверждении. Однако лишь наука может обеспечить постоянную текущую самокоррекцию по мере накопления дополнительных экспериментальных и наблюдаемых данных и появления новых теоретических идей (все из которых, по убеждению Галилея, основываются на математике). При всем своем объяснимом старании избежать обвинений в коперниканстве, Галилей не мог отбросить свое доверие к складывающемуся научному методу и настаивал, что философы также должны использовать “естественное рассуждение, когда это возможно” для доказательства “ошибочности предположений, объявленных противоречащими Священному Писанию”.

Как и следовало ожидать, “Пробирных дел мастер” был совсем иначе встречен римскими друзьями Галилея, чем Грасси. Последний, рассказывают, бросился в книжную лавку, где был выставлен первый экземпляр, откуда вышел с “изменившимся лицом” и книгой под мышкой[163]. Напротив, папе Урбану VIII, очевидно, понравилась агрессивная сатира и меткий сарказм “Пробирщика”, поскольку он читал книгу за столом для собственного удовольствия.

Грасси, торопясь опубликовать ответ, написал новую книгу довольно скоро (по-прежнему под псевдонимом Сарси), озаглавленную “Сравнение весомости «Весов» и «Пробирных дел мастера»”. Однако, зная, что папа римский одобрил книгу Галилея, он издал свою в Париже, из-за чего она стала доступной с большой задержкой. Галилей прочел “Сравнение”, но решил, что было бы потерей времени отвечать еще раз, хотя в книге имелся тревожный намек. Инсинуация касалась замечаний Галилея о субъективном характере таких качеств, как вкус, запах и цвет. Грасси заявил, что это описание противоречит католической доктрине чуда Евхаристии, требовавшего сохранения вкуса и запаха хлеба и вина, хотя их вещество трансформируется способом, недоступным человеческому постижению, в плоть, кровь и дух Христа.