– У меня уже нет времени даже на то, чтобы умереть. Может, я уже умер, поэтому во имя тех идеалов, которые мы с вами разделяем, я хочу сказать вам, дочь моя, что вы пошли не за той звездой. История несправедлива к своим самым преданным слугам, и нужно очень придирчиво разбирать обломки кораблекрушения. Вам кажется, что вы успели подхватить память о мученике, прежде чем ее поглотят воды океана забвения, но вы ошиблись. Простите, что я выражаюсь так возвышенно, но я принадлежу к эпохе болеро, и от этого не уйти даже в самых трагических обстоятельствах. Вы ошиблись, разбирая обломки, и мне нравится, что я вас рассмешил, вспомнив эпоху болеро. Мне нравится, что вы смеетесь, очень нравится, потому что ваш смех разрушает погребальную атмосферу нашего разговора. Но прежде чем мы с вами выйдем из машины, я хочу четко и недвусмысленно сказать следующее: продолжая копаться в том, что случилось в марте 1956 года, вы оказываете плохую услугу Хесусу. Новые поколения никогда не поймут той двойной или тройной игры, что он вел, и те памятники Хесусу де Галиндес, что воздвигли в разных странах Латинской Америки, могут превратиться в ничто. И я не хотел бы дожить до этого. Вся ответственность за обломки этих памятников будет лежать на вас. Я сказал все, теперь ваша очередь.
Женщина выходит из машины, потягивается, оглядывается по сторонам, словно пытаясь понять, где находится. Вольтер ждет, что она опять сядет в машину, а потом решает тоже выйти на воздух. Он тоже потягивается и даже пытается изобразить что-то вроде гимнастических упражнений, разминая затекшие мускулы.
– Разговаривать в машине неудобно, зато надежно. Когда-то я выполнял задание в Юкатане, и все, что я сказал, прочитали по губам. То были времена, когда над Гватемалой нависли грозные тучи, когда готовилось свержение Арбенса. Жаль, что вы должны улететь сегодня же, потому что Майами – очень красивый город, если не обращать внимания на его обитателей. Посмотрите, какой красивый парк; там, ближе к морю, есть бассейн, а еще дальше можно покататься на водных лыжах. Мне иногда нравится приходить сюда и смотреть на молодежь: какие они акробатические номера выделывают на этих лыжах! Приятно посмотреть на них – подтянутые, ловкие, каждый жест рассчитан. В Древней Греции их бы изваяли в камне, и это было бы гораздо красивее их дурацкого дискобола, который похож на молодого бычка. Какая разница между тем, каким был этот город раньше и каким стал теперь! Знаете, когда все тут начало меняться в худшую сторону? В 62-м, в декабре 1962-го. Вторжение на Кубу провалилось, и большая часть уцелевших после операции осела здесь; они тогда еще устроили демонстрацию на стадионе. Подумайте только, сорок тысяч истеричных людей! Да если бы они остались на Кубе и сражались с оружием в руках, ситуация в корне бы изменилась! Но они предпочли прибежать сюда и начать жаловаться американцам на свою судьбу. И явились супруги Кеннеди, потому что Кеннеди вся эта история с вторжением свалилась на голову совершенно неожиданно. «Я обещаю вам, что это знамя будет вручено Бригаде в свободной Гаване», – сказал президент, размахивая знаменем Бригады, которое ему подарили. И он сказал это по-испански. Господи, что тут началось! И тогда на трибуну поднялась Онассис, ну та, что потом станет госпожой Онассис, Жаклин, и сказала, – тоже по-испански, причем лучше, чем ее муж, – что расскажет своему сыну, Джону, о мужестве кубинцев, пытавшихся освободить свою родину. Потом никто об этих кубинцах и не вспоминал. Несколько лет назад ветераны Бригады решили вернуть себе знамя. И никто не знал, куда оно делось, – так и не нашли: может, Жаклин себе из него кофточку сшила или Джон-младший взял поиграть. Наконец, знамя нашли – в ящике, в подвале Библиотеки Кеннеди, в Массачусетсе. И вот тогда-то, в 62-м, и родилась эта легенда о Майами как об авианосце для вторжения на Кубу. После этого жить тут стало невозможно.
– Но вы живете, и неплохо.
– Я привык, я могу жить даже в клоаках. Воздух загнивающего капитализма меня только бодрит. Но я не хочу утомлять вас своей болтовней и с большим удовольствием послушаю вас, сеньорита. Что вы думаете делать?
Женщина задумчиво шагает, выписывая на асфальте большие полукруги – то одной ногой, то второй, словно мысль ее никак не может оформиться во что-то цельное.
– Меня удивляет наша встреча.
– Так. Почему?
– Этот образ Галиндеса – агента американских спецслужб далеко не нов. Я об этом знала.
– Безусловно, однако не настолько, не с такими деталями.
– И даже с деталями. В своей книге «Дело Галиндеса» Мануэль де Дьос Унануэ отстаивает эту версию, приводя в подтверждение почти те же документы, что и вы.
– Унануэ? А он из наших?
– Нет, он не из ваших. Он – главный редактор газеты, которая выходит в Нью-Йорке на испанском языке. Кубинец баскского происхождения.
– Что-то я не помню этого парня.