У тебя разболелись глаза. И на душе у тебя неуютно: ты чувствуешь, что разум бессилен перед этой ситуацией. Господин посол вносит свой вклад, помогая Трухильо запугивать семью де ла Маса, получая за это от тирана некоторые гарантии для отдельных испанских граждан, проживающих в Доминиканской Республике. Господину послу известно, кто такой Хромой, но он не желает глубоко влезать в эту историю, и так и не понял: жена Хромого, Глория Вьера, скончавшаяся в машине, на самом деле не умела водить. Естественно, человек, не умеющий водить машину, рано или поздно разобьется. Ему также неизвестно, что сына Глории Вьеры будут считать сыном Галиндеса; его считают сыном Галиндеса и по сей день, и это – единственное, что осталось от Галиндеса. После того как ты закрываешь папки, теплое чувство, вознаграждая тебя за нестерпимую резь в глазах, остается только к одному человеку – консулу Пресильясу, проявившему сдержанное дипломатическое милосердие по отношение к отцу Галиндеса, высокому – по тогдашним меркам – старику, фотографию которого ты вырезала из «Нью-Йорк Дейли» от 9 марта 1958 года. «Через два года после смерти сына родители Галиндеса соблюдают строгий траур». Родители Галиндеса? Женщина, сфотографированная неподалеку от своего дома, в тот момент, когда она отправляется за покупками, – мачеха Галиндеса; но ни она, ни отец Галиндеса не пожелали отвечать на конкретные вопросы корреспондента, поэтому журналисту приходится довольствоваться собственными предположениями относительно того, что думают и чувствуют эти люди, о чем они молчат. Вот на фотографии доктор Галиндес, худощавый и стройный, как тополь, что еще больше подчеркивают длинное пальто и черная шляпа, в ту минуту, когда он собирается сесть в черное такси; объектив выхватил краешек какой-то вывески с огромный буквой «И» – Испания. «Как выглядит доктор Галиндес?» – задается вопросом корреспондент. И описывает его: «Высокий, худощавый человек, с морщинистой кожей, что особенно заметно на лице и на руках. У него проницательный взгляд, и в разговоре он бывает то резок, то обходителен. Он всегда в черном в память о своем сыне, и мы уверены, – умрет он тоже одетым во все черное. Несмотря на свой возраст – на вид ему лет семьдесят пять, – сеньор Галиндес напряженно работает, возможно, для того, чтобы не поддаваться своим мыслям, в его случае, воспоминаниям. «Это было ужасно, – сказал нам этот старик. – Самый страшный удар за всю мою жизнь, и я от него еще не оправился. Этого никто не сможет понять. И самое ужасное, что воспоминания не покидают меня. Этот кошмар никогда не кончается. Прошло два года, а у меня такое чувство, словно это случилось вчера, даже сегодня. Я вас умоляю, оставьте меня с моей болью».