– Господа, распределять после ухода русских российские деньги среди нуждающихся евреев будет, мягко говоря, не совсем этично, ведь помощь уже начнет поступать от еврейских общин Вены и австрийского правительства. В противном случае мы бросим тень на свою репутацию среди российских соплеменников. Господа, деньги следует вернуть.
Встреча семи членов комитета, среди которых были и ортодоксы, и сионисты, проходила на квартире главного опекуна фонда комитета банкира Феллера без участия председателя – доктора Якуба Диаманда, который счел за лучшее скрыться в надежном месте в эти тревожные дни. Возврат денег не вызывал большого энтузиазма. Присутствующий на встрече уполномоченный Всероссийского земского союза господин Грудский предложил компромиссный вариант, который и был одобрен: деньги вернуть за вычетом расходов на месячный бюджет комитета и откупные, которые предстояло выплатить градоначальнику Скалону, чтобы избавить членов комитета от участи заложников.
Акция по взятию заложников из числа видных представителей трех общин города была возложена на градоначальника. Скалой уже получил соответствующие списки от жандармского управления, штаба генерал-губернатора и лично от Бобринского. Всех сто двадцать пять человек надлежало задержать и доставить силами его полицейского ведомства в районный комиссариат на Валовую, тридцать один и в тюрьму на Казимировской.
Но генерал не спешил. Кто-то из его чиновников совершил «преступную халатность» – допустил утечку информации о кандидатах в заложники, и теперь эти несчастные стояли перед выбором: собрать необходимую сумму откупа (а ее величина исчислялась тысячами) или на неопределенный срок распрощаться со своими близкими, которые, по слухам (распространяемым, скорее всего, полицией), тоже могли быть арестованы, если заложник скроется.
В конечном счете власти задержали тридцать восемь человек: двенадцать поляков, пятнадцать евреев и десять русинов (одному удалось сбежать при посадке в поезд на станции Подзамче). Среди отправленных в Киев заложников были и те, кто добровольно пожелал покинуть Львов, чтобы избежать непредвиденных последствий своего поведения во время российской оккупации. Были и те, кого не спас от участи заложника уплаченный откуп. Впоследствии их жалобы увеличат число обвинительных статей, предъявленных Скалону за должностные злоупотребления в период его градоначальства. Однако возбужденное в отношении его дело, в силу совершенно понятных россиянам причин, будет благополучно прекращено, и он вместе со своим помощником Бушуевым отделается строгим выговором от генерал-губернатора Галиции. После чего «тактичный, хорошо знающий службу генерал», как его характеризовал перед назначением во Львов минский губернатор, вновь вернется на свое место полицмейстера в Минске.
Если состоятельные евреи могли откупиться или переждать опасные времена где-нибудь в надежном месте, например затерявшись среди умалишенных в психиатрической лечебнице в Кульпаркове под Львовом, как это сделал уважаемый раввин Хаузнер, то евреи бедные готовились к худшему. Они пекли хлеб, запасались водой и молились, чтобы их жилища миновали казацкие сотни. Зловещие слухи о расправах над евреями подтверждали свидетельства беженцев. Так, рассказывали, что в Снятине на городской рынок согнали четыре тысячи триста пятьдесят два еврея и сразу повесили девятнадцать из них за «измену». В Раве-Русской за «стрельбу в войско» схватили триста человек и всех повесили. В Надворной шестьдесят пять еврейских заложников привязали к лошадям и отправили пешком в Станиславов, в дороге четырнадцать из них умерли. Но больше всего страха, безусловно, нагоняли рассказы о лютости казаков, которые обычно уходили с занимаемых территорий последними. Показательной в этой связи была история о полностью сожженном в ходе военных действий небольшом городке Янове, три четверти населения которого составляли евреи.
Город Яворов располагался в полусотне километров от Львова. Когда-то это был город немецких колонистов, здесь любил останавливаться король Ян Собеский. При Августе Втором[230]
тут проходили торжественные королевские церемонии и заключались военные союзы. В 1711 году здесь обручился с будущей императрицей Екатериной Первой русский царь Петр Первый. Город сильно пострадал в начале войны и сейчас вновь оказался на линии интенсивного отступления – теперь уже российских войск. Все улицы были забиты военными колоннами. Бросалось в глаза огромное количество раненых солдат. В грязных бинтах, опираясь на самодельные костыли и плечи товарищей, они угрюмо плелись по обочине. С военными смешались беженцы-крестьяне. Их запряженные в повозки клячи и скот в испуге пятились от шума автомобилей Красного Креста и криков мчавшихся верхом казаков. Лязг железа, ржание избиваемых возницами изможденных лошадей, крики людей заглушались все нарастающим гулом артиллерийской канонады. Враг уже был в десятке километров и стремительно приближался к городу.