Галлия и Франция. Письма из Санкт-Петербурга

Ну а теперь, если читатель желает получить представ­ление о языке, на каком еще говорили в ту эпоху в этой «Новой Франции», он может бросить взгляд на два при­веденных ниже отрывка: первый из них является образ­чиком языка, который был в ходу на севере Франции, то есть языка народа-завоевателя, а второй — наречия, которое употреблялось на юге, то есть наречия народа побежденного.

Клятва на верность союзу против Лотаря, произне­сенная на франкском, или тевтонском, языке перед битвой при Фонтенуа[126]:

«In Godes minna ind in thés Christianes folches ind unser bedhero gealtnissi, fon thesemo dage frammordes so fram so mir Got gewizci gewissen indi mahd furgibit, so haldih tesan minan bruodher, soso man mit rehtu sinan bruodher seal, in thiu, thaz er mig sosoma duo; indi mit Ludheren in nohheiniu thing ne geganga, zhe minan willen imo ce scadhen werden».

Клятва, произнесенная Хлодвигом на галльском, или романском, языке:

«Pro Deo amur et pro Christian poblo et nostro commun salvament, d’ist di in avant, in quant Deus savir et podir me dunat, si salvarai eo cist meon fradre Karlo, et in adiudha et in cadhuna cosa, si сит от per dreit son fradra salvar dist, in о quid il mi altresi fazet; et ab Ludher nul plaid nunquam prindrai, qui meon vol cist meon fradre Karle in damno sit».

Перевод клятвы на современный язык:

«Ради Божьей любви и ради народа христианского и нашего общего спасения, от сего дня и впредь, насколько Бог даст мне мудрости и силы, буду я защищать сего брата моего Карла, помогая ему во всяком деле, как по праву должно защищать брата, с тем, чтобы и он мне то же самое делал, и с Лотарем не вступлю никогда ни в какие[127]  сношения, которые заведомо будут вредны сему брату моему Карлу».

Помимо этих двух языков, существовал еще и третий, чисто кельтский.[128]

Что касается народов, которые оказались в этой колы­бели зарождающейся Франции и которым вместе с нор­маннами, уже готовыми высадиться на ее берегах, пред­стояло составить французский народ, то это были галло-римляне, бургунды, вестготы и гасконцы.

В то время как совершался этот великий территори­альный и политический переворот, норманны, которые появлялись в виду берегов Франции при Карле Великом, стали высаживаться на них при Людвиге Благочестивом и селиться там при Карле Лысом. Это были уже не мало­численные разбойничьи суда, одиноко бороздившие море у берегов Нейстрии: это был флот из шестисот парусных кораблей, везший короля, военачальников и целое вой­ско, окруживший Францию от Ла-Манша до Гасконского залива и на время разделившийся на два отряда, чтобы затем соединиться вновь: один из них поднимается по Луаре до Нанта, заполоняет Гиень, Анжу и Турень, тогда как другой входит во время морского прилива в Сену, захватывает и разоряет Руан, а затем поднимается до Парижа, оказавшегося беззащитным и брошенным Кар­лом Лысым, который, не отважившись вступить в сраже­ние, укрылся в аббатстве Сен-Дени, чтобы оборонять там драгоценные мощи апостола Франции. Между пред­водителем норманнов и французским королем начина­ются переговоры. Морские разбойники требуют дань в семь тысяч фунтов серебра, получают ее и удаляются, но лишь для того, чтобы появляться снова то в одном месте, то в другом.